Книга Тайны взрослых девочек, страница 47 – Марина Крамер

– Очень больно?

– Нет, – промычал Андрей, морщась. – Кровь просто не останавливается, глубоко рассек.

– Ты упал?

– Воронкова, отвяжись! Никуда я не падал, во время задержания пропустил прямой в лицо, бывает, – огрызнулся Андрей, и Юлька умолкла.

До травмпункта добрались довольно быстро, однако там Лене пришлось воспользоваться служебным положением и убедить хмурого врача заняться Андреем без очереди. Пока ему накладывали швы в перевязочной, они с Юлькой стояли на крыльце, чтобы не задохнуться в тесном и почти не проветриваемом помещении приемного покоя. Юлька курила, Лена выстраивала в голове план допроса Коротченко. Отправив окурок в урну, Юлька вдруг спросила:

– А что ты насчет Макса сказала? Я так понимаю, ты его допрашивать собираешься, правильно?

– Да.

– А в связи с чем? Надеюсь, это не он Андрею врезал?

– Юля, ты же понимаешь, что нет. Мы его по делу Жанны Стрелковой допрашивать будем.

– Так ты вроде с ним уже разговаривала?

– Да. Но не об этом. Не могу тебе всего сказать.

– Ты думаешь, Макс что-то знает о том, кто убил Жанну и ее отца?

– Думаю, что да. Ты, кстати, не замечала, что он влюблен в Жанну?

– Влюблен? – Юлька фыркнула и достала новую сигарету. – Да он готов был за ней на брюхе ползать! Для него вообще больше никого не существовало. Я, если честно, какое-то время думала, что он того, не по женской части. Ты ведь понимаешь: я актриса, внешностью вроде природа не обидела, мужики засматриваются, а тут… Он на меня как на стенку смотрел – как бы говорит со мной, на кофе приглашает, а сам в упор не видит. А потом я поняла: у него есть дама сердца. Именно так: дама сердца, Дульсинея Тобосская, ради которой он с мельницами воевать будет, хоть внешне совсем не рыцарь.

Юлька сделала паузу, затянулась.

– Понимаешь, я увидела, какими глазами он смотрит на Жанну. Слушай, Ленка, я даже позавидовала. Сашка на меня так смотрел. Это такой взгляд, от которого по всему телу разливается тепло, и ощущение такое, как будто тебя в мягкий плед закутали. И тебе так уютно, так спокойно… – Она смахнула с ресниц слезу. – Вот что я тебе скажу: Макс действительно Жанну любил. Только она, кажется, не замечала этого. Так всегда и бывает.

Лена уже в который раз подумала, что не разглядела чего-то в Максиме во время первой встречи, не подумала даже о такой возможности. Что ж, стоит быть более внимательной к чужим чувствам. Не исключено, что Макс сам сказал бы, что хранит у себя эти дневники. Она это упустила, ее прокол, больше ничей.

Наконец появился Андрей с заклейкой на верхней губе.

– Черт побери этих эскулапов! Накололи – аж в голове шумит!

– Ты нормально себя чувствуешь? – Лене показалось, что он очень бледный.

– Пока доедем, очухаюсь, – успокоил Андрей. – Все, девки, двинули, а то как бы клиент наш от страха в петлю не полез.

Уже через несколько минут им предстояло убедиться, что говорить этого не следовало.

Лена насторожилась в тот момент, когда сразу за шлагбаумом во дворе отделения полиции увидела машину «Скорой помощи». Внутри все заныло.

Она выбралась из такси и почти бегом бросилась к полицейскому на входе. Сунула ему в лицо удостоверение и помчалась в отделение.

– Старший следователь прокуратуры Крошина Елена Денисовна. – Она предъявила удостоверение дежурному капитану за перегородкой. – Мне необходимо поговорить с задержанным Коротченко.

– Боюсь, Елена Денисовна, это невозможно.

– Почему?

– У него бригада, оказывают помощь. Сейчас оформлять будем.

– Что оформлять? – с замирающим сердцем выдохнула Лена, и капитан объяснил:

– Попытку суицида. Рукавом от свитера пытался удавиться ваш фигурант. Хорошо, соседи заметили, а то он уже не дышал почти.

– Но он жив?

– Жив, что ему сделалось. Только говорить вряд ли сможет пока, – раздался сзади низкий женский голос.

Лена обернулась и увидела невысокую плотную женщину лет пятидесяти в бордовом костюме и накинутой на плечи спецовке «Скорой помощи».

– Мы его в стационар увозим, давайте, что тут подписать, – обратилась она к дежурному.

– В каком он состоянии? – спросила Лена.

– Как после попытки удушения. Смещена гортань, говорить пока не сможет, но жить будет.

– Когда я смогу его допросить?

– Это не ко мне. Поговорите завтра с лечащим врачом.

Мимо Лены двое полицейских пронесли в машину Коротченко. Он лежал с закрытыми глазами, одна рука безжизненно свесилась с носилок, на шее виднелась темная полоса.

– Как позвонить вашему начальнику? – повернулась Лена к дежурному. – Мне нужна охрана возле палаты, как бы он еще чего не учудил.

– Подследственный? – Дежурный протянул Лене бумажку с номером телефона.

– Нет, важный свидетель, практически ключевой.

– Ничего, выдыбается, – успокоил ее капитан. – Парень молодой, организм крепкий.

– Вот только на это и надеюсь.

Паровозников, все это время молча стоявший у входа, шагнул к Лене, и она сердито вскинула на него глаза:

– Накаркал?

– Слушай, я же так, без задней мысли… Как я мог знать, что он решит того, оригинальным способом сбежать? Не я же ему свитер на шею мотал!

– Еще не хватало, – пробурчала Лена. – Все, поехали в больницу, хочу посмотреть, как его там устроили.

– А Юльку куда?

– Такси вызовем, пускай домой едет.

Но Юля сообразила сделать это сама и теперь стояла у подъехавшей машины и ждала их.

– Я, Ленок, домой поеду, не хочу вам мешать. Скажи только, как Макс?

– Жить будет. Я тебе позвоню, когда вернусь, ладно?

– Конечно. Пока, Андрей, до встречи. – Она помахала Паровозникову и села на заднее сиденье.

Из больницы Лена вернулась поздно и возле подъезда с удивлением обнаружила Никиту. Тот курил на лавке. На земле стоял кофр с камерами и тубус со штативом – видно, вернулся с какой-то съемки.

– Поздновато гуляешь. – Он поднялся и выбросил окурок.

Лена не ответила. Она не чувствовала в себе сил ни выяснять отношения, ни делать вид, что все нормально. Хотелось принять душ и забраться под одеяло, а не вести в тысячный раз разговор об одном и том же с хорошо известным финалом.

– Мы домой пойдем или так и будем здесь стоять? Я со съемки, между прочим, и очень устал.

– А я была на танцах и совершенно не устала. – Лена почувствовала, как снова подступает раздражение. Так всегда: он устал, он работал, а она так, развлекалась.