
Онлайн книга «Муссон»
Отец был строг. — Ты должен был понять по раскладу, что у мастера Уэлша семерка треф, а то, что он сбрасывал, подтверждало неблагоприятный для тебя расклад. Том заерзал. Он посмотрел на другой стол и увидел, что там прекратили играть и слушают, как распекает его отец. На лице Гая отражалось такое злорадство, какого Том раньше никогда не видел. Гай буквально упивался унижением брата. Том вдруг ощутил глубочайшую вину. Впервые в жизни он осознал, что не любит своего брата-близнеца. Гай повернул голову и подмигнул Каролине. Та положила свою маленькую белую руку ему на рукав. Другой рукой она прикрыла рот и что-то прошептала Гаю на ухо. Она смотрела прямо на Тома, и в ее глазах была насмешка. Том ошеломленно понял, что не просто не любит брата — он его ненавидит и желает ему всяческого зла. Много дней потом он боролся с чувством вины. Отец всех своих сыновей учил, что верность семье священна. — Мы против всего мира, — часто говорил он, и Том чувствовал, что в этот раз не оправдал ожиданий отца. Потом начало казаться, что он отмщен. Вначале он лишь смутно ощущал, что на борту происходит нечто важное. Потом однажды заметил, что отец и мистер Битти о чем-то серьезно говорят на юте, и сразу понял: отец чем-то очень недоволен. В следующие несколько дней отец подолгу просиживал с мистером Битти, закрывшись в своей каюте. Наконец Хэл послал Дориана пригласить на такую встречу Гая. — О чем они говорили? — спросил Том у младшего брата, когда Дориан вернулся. — Не знаю. — Надо было подслушать у двери, — сказал Том. Он сгорал от любопытства. — Я не посмел, — признался Дориан. — Если бы отец застукал меня, он протащил бы меня под килем. Дориан лишь недавно услышал об этом страшном наказании, и оно его очень занимало. Несколько дней Гай со страхом ждал вызова в каюту на корме. Он помогал Неду Тайлеру в крюйт-камере вскрывать бочонки и проверять, не отсырел ли порох, когда за ним прибежал Дориан. — Отец ждет тебя в своей каюте. Мальчика распирало от гордости — он принес такую зловещую весть! Гай встал и отряхнул с ладоней зерна пороха. — Лучше иди быстрей, — предупредил Дориан. — У отца лицо «смерть неверным». Войдя в каюту, Гай сразу понял, что Дориан не преувеличил. Хэл стоял у окна, заложив руки за спину. Он повернулся, и толстый конский хвост на его спине дернулся, как хвост рассерженного льва. Но он посмотрел на сына не с гневом. Скорее, как заметил Гай, с выражением озабоченности и даже отчаяния. — У меня состоялся долгий разговор с мистером Битти. Он кивком указал на пассажира. Битти сидел за столом, строгий, не улыбаясь. На нем был парик — еще одно свидетельство важности разговора. Хэл помолчал, как будто то, что он собирался сказать, было настолько неприятно, что он предпочел бы смолчать. — Мне стало известно, что ты строил планы на будущее, не посоветовавшись со мной как с главой семьи. — Прости, отец, но я не хочу быть моряком, — жалобно произнес Гай. Хэл невольно сделал шаг назад, словно его сын отрекся от веры в Христа. — Мы всегда были моряками. Уже двести лет все Кортни выходят в море. — Я ненавижу его, — дрожащим голосом сказал Гай. — Ненавижу вонь и тесноту корабля. Когда я не вижу землю, я чувствую себя больным и несчастным. Наступила новая долгая пауза, и снова заговорил Хэл: — Том и Дориан приняли свое наследие. И, конечно, их ждут удивительные приключения и прибыль. Я думал однажды доверить тебе собственный корабль. Но вижу, что напрасно трачу силы. Гай повесил голову и жалобно повторил: — Я никогда не буду счастлив вне суши. — Счастлив! — Хэл пообещал себе не бушевать, но презрительные слова сорвались с его губ, прежде чем он сумел сдержаться. — А при чем тут счастье? Человек идет по тропе, проложенной для него. Он исполняет свой долг перед Богом и королем. Делает то, что должен, а не то, что нравится. Он чувствовал, как в нем кипят гнев и возмущение. — Клянусь Богом, мальчик, каков был бы наш мир, если бы каждый делал только то, к чему лежит душа? Кто пахал бы землю и убирал урожай, если бы каждый имел право сказать «Не хочу»? В этом мире есть место для каждого, и каждый знает свое место. Он помолчал, видя упрямое выражение на лице сына. Потом повернулся к кормовому окну и посмотрел на океан и на высокое голубое небо, вызолоченное заходящим солнцем. Хэл глубоко дышал, но ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки. Когда он снова повернулся, его лицо было спокойным. — Хорошо, — сказал он. — Возможно, я чересчур снисходителен, но я не стану тебя заставлять, хотя, видит Бог, готов был это сделать. Тебе повезло, что мистер Битти о тебе хорошего мнения; не могу сказать того же о себе — из-за твоего себялюбия. Он тяжело опустился в кресло и пододвинул лежавший на столе документ. — Как ты уже знаешь, мистер Битти предложил тебе место помощника писца в достопочтенной Ост-Индской компании. Он проявил большую щедрость относительно жалования и условий жизни. Если ты принимаешь предложение, твоя служба в Компании начнется немедленно. Я освобождаю тебя от обязанностей матроса этого корабля. Ты приступишь к исполнению обязанностей помощника мистера Битти и будешь сопровождать его в факторию Компании в Бомбее. Ясно? — Да, отец, — сказал Гай. — Ты хочешь этого? Хэл подался вперед, глядя в глаза сыну и надеясь услышать отказ. — Да, отец, хочу. Хэл вздохнул, и его гнев улетучился. — Что ж, молись, чтобы решение было верное. Теперь твоя судьба уже не в моих руках. Он подтолкнул к сыну листок с контрактом. — Подпиши это. Я засвидетельствую. Потом Хэл тщательно посыпал подписи песком, сдул его и протянул документ мистеру Битти. Затем повернулся к Гаю. — Я объясню твое положение офицерам корабля и твоим братьям. Не сомневаюсь в том, что они о тебе подумают. В темноте братья, сидя на носу с Аболи и Большим Дэниелом, подробно обсуждали решение Гая. — Но как Гай может взять и оставить нас? Мы ведь поклялись всегда быть вместе, правда, Том? Дориан был расстроен. Том избегал ответа на прямой вопрос. — Гай страдает морской болезнью. Из него никогда не вышел бы моряк, — сказал он. — Он боится моря и высоты. Почему-то Том не разделял огорчения младшего брата. Дориан, казалось, почувствовал это и в поисках утешения посмотрел на старших. — Он должен был остаться с нами. Правда, Аболи? |