Онлайн книга «Красная валькирия»
- А вас как называть, Николай Степанович? Бывший господин офицер для особых поручений при бывшем военном комиссаре бывшего Временного правительства во Франции? Говорят, вас-таки успели произвести в поручики? Поздно! Все звания, присвоенные Временным правительством, нами отменены. Вы теперь - гражданин Гумилев. Или -товарищ Гумилев, если хотите. - Я - не товарищ! - он усмехнулся коротко и нервно. Гафиз почти не узнавал сейчас свою Лери: перед ним стояла большевистская комиссарша - резкая, властная, вызывающая, в черной кожаной куртке. "Хорошо хоть папаху не носит...", - с облегчением подумал Гумилев. Но шляпки с перьями на Ларисе тоже не было. Темные волосы собраны в узел, лицо - решительное и строгое. Только глаза прежние - нежные и грустные глаза его Лери. Он перехватил ее взгляд и добавил, с внезапно потеплевшей улыбкой: - Я теперь - гражданин Абстракция, Лери. Ты же слыхала историю о шевалье де Сен-Сире? - О каком еще де Сен-Сире? - раздраженно спросила Лариса. Опять он со своими историями... Что поделаешь - поэт! - Некого дворянина Луи де Сен-Сира судил французский революционный трибунал, то ли в 1790-м, то ли в 1791-м году... - Меня теперь не очень занимает прошлое, - намеренно равнодушно ответила Лариса, надеясь, что он прекратит насмешничать. Но Гафиз продолжал: - Господа, или, вернее, граждане судьи, спросили у шевалье, как его зовут. Он, естественно, назвал свое имя. Тогда они весьма в духе наших дней заметили, что подсудимого не могут звать Луи, потому что Французская революция запретила имена королей. "Тогда я де Сен-Сир", - уныло сказал он. "Мы отменили и титулы...", - дотошно уточнили судьи. "Тогда я Сен-Сир...". "Мы отменили слово "Сен", святой, оно напоминает о католической церкви, а французы теперь атеисты...". "Тогда я просто "Сир", - скромно сказал подсудимый. "Мы отменили королевские титулы и обращения, вы не можете зваться "Сиром", - сурово заметили судьи. "Тогда я - гражданин Абстракция, - нашелся подсудимый. - И вы должны меня отпустить, потому что нельзя судить неизвестно кого...". - К чему ты рассказываешь все это? - устало поинтересовалась Лариса. - К тому, Лери, что ты сейчас - товарищ Рейснер или Раскольникова, а я - гражданин Абстракция. - Но тебя же еще не судят!! Теперь он смотрел на нее без иронии - но грустно и напряженно. - Не зарекайся, Лери, - сказал он. - Быть может, тебе еще придется судить меня в вашем трибунале вместе с твоими друзьями-якобинцами. Впрочем, теперь они зовутся большевиками. Но это не меняет сути дела... Дальше - больше! Ты уже палила по Зимнему, причем из корабельных орудий. Прикажут - выстрелишь и в меня, из револьвера стрелять проще! - В тебя? - Лариса посмотрела на него с невольным испугом. - Что ты такое говоришь?! Нет, никогда!! Такого не будет... Что бы там ни было, я попытаюсь тебя спасти. Даже если тебе припомнят Ля Куртин! - Я в Ля Куртин ни по кому не стрелял, между прочим, - резко уточнил он. -Да, вел переговоры с солдатским комитетом, по поручению комиссара Временного правительства Раппа. Вел неудачно... К своему огромному сожалению и стыду, я не смог тогда предотвратить кровопролитие. Хотя его, тогда, кажется, никто не хотел, даже генерал Занкевич... Все пошло словно по дьявольской воле! А вот твои новые друзья-матросы режут невинных людей прямо на больничной койке с воплями революционного восторга! Лариса вспыхнула: - Если ты про Шингарева и Кокошкина, то в этом случае враги, оголтелые контрреволюционеры получили по заслугам. Скажешь: они ничего не сделали? А ядовитую змею, которая еще не успела вонзить в нашу революцию свое жало, что, не нужно растоптать? Контрреволюционеров мы выводим в расход без всякой пощады! - Экое милое купеческое выражение: "В расход"! - заметил он. - "Приход - расход"... Само собой подразумевается: без суда и следствия, это же чистая коммерция, а не правосудие! Впрочем, где у вас "приход" мне пока не ясно... Это и есть твоя революция? По мне, это что угодно, кроме революции: заговор, переворот, бунт, бессмысленный и беспощадный, варварство и человекоубийство! - Революции не делают в белых перчатках, - отпарировала Лариса. - Лери, я не знаю, в чем делают революции. Но власть хватают в ежовых рукавицах... - усмехнулся Гафиз. - И еще запускают раскаленные иглы под ногти осужденных! Говорят, у вас в ЧК, хоть все и безбожники, а снова взяли на вооружение арсенал смиренного инока государева Малюты Скуратова?! - Дай Бог тебе никогда не узнать об этом, Гафиз, - почувствовав внезапный холод, прошептала Лариса. Действительно, о методах товарищей из ЧК ходили самые жуткие слухи. Некоторое время они стояли молча. На всякий случай она спросила, машинально, почти без надежды: - Ведь ты не перейдешь к нам? - Я теперь сам по себе, Лери, - уклончиво ответил Гумилев. - Если и служу, то лишь поэзии. - Но ты все равно знай: если что-то случится с тобой, я все сделаю. Вытащу из любой беды. Постараюсь вытащить... Если смогу и если успею. Их молчание не то, чтобы потеплело, но словно шаткий призрачный мостик снова протянулся между ними. Гафиз все-таки спросил: - Ты действительно выходишь замуж за этого... Ильина. Или Раскольникова? За этого прилежного ученика Малюты с красным бантом вместо метлы и с наганом вместо топора? - Да, Гафиз. А ты, говорят, все-таки развелся и собираешься жениться на Анне Энгельгардт... Извини, на этой дурочке? Он усмехнулся: - Да, Лери. Только она не дура, я уже говорил тебе. - А я тебе еще не говорила, что между революционером и опричником такая пропасть, как... Как, наверное, между мной и этой твоей Аней Энгельгардт! Он засмеялся, казалось, вполне искренне. Как давно она не слышала, как он смеется! - Тепер нам остается только попрощаться, да? - ее голос дрогнул, а в глазах вдруг стало предательски мокро. - Пока попрощаемся, конечно! Но мне кажется, мы еще встретимся, Лери. - ответил он. - Может быть, к тому времени ты разочаруешься в своей революции. Только уже поздно. На твоих руках теперь все равно - кровь. А ее, знаешь, очень трудно смыть. Даже если пролил ее в бою или на охоте! А ты... Мне очень жаль тебя, Лери. Она помолчала. Слез больше не было. Убежденно произнесла: - Дай Бог встретимся! Если ты не поторопишь встречу, далеко же тебе придется за мной ехать! К тому времени наша большевистская революция дойдет до Индии! Мы зажжем ее очистительным пламенем весь мир! Он удивленно пожал плечами: - А "дай Бог" тогда к чему? Ты разве в Него еще веришь? - Иногда... - потупила взгляд Лариса. Гафизу ей врать не хотелось. - Тогда, товарищ ко-ген-мор, - смотри-ка, выговорил с первого раза! - поцелуй меня на прощанье. Только до Индии вы не дойдете. Там Афганистан по пути. Его даже Александр Великий не смог покорить. |