Онлайн книга «Сердце проклятого»
— Но сомнение все же родилось? — Не я придумал систему, Ави. Не я придумал двойных агентов. Не я писал инструкции. Но именно я рассказываю сейчас тебе о том, что Рувим вне подозрений… Дихтер помолчал. В конце концов, Горский был абсолютно прав по поводу инструкций и системы. Ни один сигнал никогда не пропускали мимо ушей. В Израиле для контрразведки не было священных коров. Это правило написано кровью. — Ты знал, что я пытался ему помочь? — Естественно. В этот момент я уже разбирался с тайм-лайн и видел, что концы не сходятся с концами. Для того, чтобы совершать то, в чем Шагровского и бин Тарик пытались обвинить, им нужно было раздвоиться или растроиться. На протяжении последней недели племянник профессора и ассистентка Рувима не покидали экспедицию. Мы подняли историю телефонных звонков на ближней к Мецаде «соте» и легко вычислили тех, кто выезжал из крепости. Ни Шагровского, ни бин Тарик среди них нет. Их телефоны постоянно работали на этой базовой станции. Мы опознали человека, которого нашли в пустыне под Эйлатом… — Того, что плавал в кислоте? — Да. Потом еще четверых, которых убили позже. Все они оказались принадлежащими к разным группам в Хамас. Не проверенные подельники, не специалисты, а такой вот винегрет из случайных людей. Тебе не кажется, что это не похоже на обычный почерк арабских экстремистов? Смертник — это понятно, с такой тактикой мы сталкиваемся все время. Но они никогда не зачищают концы так — у террористов, как и у нас, каждый боеспособный человек на счету. Один погиб при взрыве, а ведь мог легко покинуть подземный паркинг со своим коллегой. Коллегу потом растворяют в кислоте — найди мы его на час позже, и опознавание по ДНК было бы невозможно! Но и этого мало — заказчики уничтожают команду зачистки! Почему же они так легко пожертвовали своими товарищами? — Ты сказал — заказчики? — Да. Ты услышал правильно, Ави. — То есть — это не арабская проблема? Дело не политическое? — Никоим образом. Это кто-то со стороны. Хотя, я уверен, его превратят в политическое в ближайшие дни. Ну, как же не использовать такую акцию устрашения? Обязательно найдутся охотники. И у них… Горский подумал: говорить — не говорить, но все-таки добавил: — И у нас… — Ты сможешь вычислить заказчика? — спросил Дихтер. — Или смогу или не смогу, — отозвался Горский. — Время покажет. Пока что радостных новостей две. Первая — ты можешь попросить директора оказать помощь Кацу совершенно открыто… Дихтер усмехнулся. Умен, чрезвычайно умен, но ведь ребенок! Чистый ребенок! — И вторая хорошая новость — я знаю, где искать того, кто организовал все эти танцы с диском… Но он не главная фигура — просто высококлассный хакер, который работает на заказ. — И ты полагаешь, что он кого-то знает? — Это уже не моя работа, Ави. Это уже работа оперативников. — Ты доложил наверх? — За минуту до того, как позвонил тебе. Сейчас работаем над его адресом в реале. Думаю еще минут двадцать-тридцать у него есть, но не более. Потом он — наша добыча! Если через этого доморощенного гения еще и идет координация все операции, то мы здорово облегчим жизнь Рувиму и компании. — Спасибо, Вадим, — искренне поблагодарил Горского Дихтер. — Ты будешь в курсе дела? — Конечно. Всю электронику этого типа привезут ко мне. Уж не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы вскрыть все тайнички, но не думаю, что слишком много… — А самого типа привезут? — Зачем он мне? — спросил Горский с неподдельным удивлением. — Ногти рвать я не умею, для этого у нас другой отдел есть, а смотреть на него… так он мне неинтересен совсем. — Если будет что-то новое, позвонишь? — Позвоню. Слушай, Ави… А зачем ты летишь в Хайфу? Там и без тебя народу будет достаточно. Это уже давно не твой уровень решения вопросов. Распорядишься — и все сделают! — Видишь ли, Вадим, — голос Дихтера в наушниках телефона звучал спокойно, — много лет назад, когда Египтянин еще не был профессором Кацем, а я был не политиком, а солдатом, Саерет Маткаль проводил одну операцию. Важную. И не щелкай клавиатурой, ты ничего по этому делу не найдешь еще лет двадцать, а, может быть, и никогда не найдешь. И вот, в ходе операции произошло… В общем, кое-кто облажался, чужая служба безопасности накрыла меня с уликами, и я уже готовился к тому, что с меня сдерут кожу живьем… А у Египтянина был приказ не светиться, а выполнить работу и уж потом, если меня не нарежут на дольки, заниматься спасательной операцией. Так вот… Он поменял очередность исполнения приказов, и потому я сейчас с тобой разговариваю. — И подробностей не будет? — Зачем тебе подробности, Вадим? Горский засмеялся. — Вот возьму и раздобуду! На спор! Но одно могу сказать уже сейчас: хорошо, когда тебе обязан жизнью министр внутренней безопасности… — Бывший министр. — Да хотя б и бывший! Все равно — хорошо! Израиль. Хайфа Наши дни — Просыпайтесь, профессор! Мы приехали. — А я уже давно не сплю… Арин усмехнулась. — Ну, да… Тогда храпел кто-то другой! Рувим потрогал все еще распухший, синеватый нос и поморщился. — Дождался! Ты первая женщина, Арин, которая говорит, что я ночью храплю. Кажется, мне все-таки сломали перегородку! Он коснулся ладонью лба племянника. — Как ты, Валентин? Жара нет. Болит? Шагровский облизал пересохшие губы и покачал головой. — Воды дайте. После укола и беспокойного сна на заднем сидении выглядел он хуже, чем вечером, когда покинул госпиталь. Валентин сделал несколько глотков подслащенной воды и откашлялся. — Не то, чтобы болит. Все ноет. Будто бы у меня внутри кариесный зуб. — Дай-ка я погляжу… — приказал Кац. — Арин, дай мне шприц. Повязка была желтоватой, но сухой. Профессор принюхался. Запаха гнили не было, но шов под бинтами выглядел неважно — покрасневший, налитой. Рувим обработал рану антисептиком, снова закрепил повязку полосками подсохшего пластыря и ловко кольнул Шагровского в живот. — Жить будешь. Но как только все утихнет, я отдам тебя врачам. — Все так плохо? — спросил Шагровский. — Ну, отпевать тебя рановато, еще побегаешь, но с нею, — он указал подбородком в сторону девушки, — на танцы сегодня вечером я бы тебя не пустил. Сколько у нас еще уколов с собой, Арин? — Три. — Значит, — констатировал профессор, — на сегодняшний вечер и на завтрашний день. Дать обезболивающее? |