Онлайн книга «Парижская вендетта»
Незнакомцы в пальто устремились следом. — Идем, — поторопил Сэма Малоун. Едва они добежали до бордюра, светофор поменял сигнал, однако Малоун смело бросился через дорогу, а за ним и Сэм. Повезло. Успели. За спиной, урча двигателями, вновь мчались автомобили. — Вот это вы рискнули, — заметил Сэм. — Их нельзя упускать. Вдоль тротуара тянулся забор: внизу каменный, выше кованый. Навстречу друг другу спешили радостные, энергичные люди. Праздники Сэм Коллинз проводил в одиночестве — последние пять лет он встречал Рождество на флоридских пляжах. Близких родственников у него не было, родителей он не знал: с младенчества до восемнадцатилетия он воспитывался в детском доме под названием «Кук инститьют». — У меня есть выбор? — спросил Сэм. — Конечно, — ответил Норструм. — С каких это пор? Тут ведь, куда ни ткни, везде правила да предписания. — Правила — для детей. А ты теперь взрослый мужчина и волен жить как душе угодно. — И все? Мне можно идти?.. Ну, пока! До встречи! — Сэм, ты ничего нам не должен. Эти слова его обрадовали, тем более отдавать ему было нечего. — Выбор очень простой, — сказал Норструм. — Ты можешь остаться здесь и участвовать в жизни нашего дома уже в другой роли. А можешь уйти. Значит, выбора все равно что нет… — Тогда уйду. — Это правильно. — Наставник понимающе кивнул. — Вы не подумайте, будто я вам не благодарен. — Он замялся. — Мне просто жутко хочется уйти. Надоели… — Правила. — Верно. Надоели правила. Сэм знал, что большую часть учителей и административных работников детского дома составляли бывшие воспитанники. Только правила предписывали им об этом умалчивать. Напоследок — все равно ведь уходить — он решился задать Норструму вопрос: — А у вас был выбор? — Был. Но я принял другое решение. Сэм чуть не охнул от удивления. Значит, и Норструм сирота?! — Хочу попросить тебя кое о чем, — сказал вдруг наставник. Они стояли в парке среди двухсотлетних корпусов. Сэм знал тут каждый уголок, потому что с остальными детьми помогал ухаживать за территорией кампуса и поддерживать порядок в зданиях — так полагалось по уставу. Очередное ненавистное правило… — Пожалуйста, будь осторожен. Думай, прежде чем что-то сделать. Мир не столь… мягок, как мы. — Вот как вы это называете? — изумился Сэм. — Мягкостью? — Мы искренне о тебе заботились. — Норструм на миг умолк. — Я искренне заботился о тебе. Ни разу за восемнадцать лет жизни здесь Коллинз не замечал за наставником привычки к сентиментальностям. — Ты очень свободолюбив и независим, Сэм. Ничего плохого в этом нет. Но будь осторожен. Норструм говорил от души. — Возможно, правила большого мира покажутся тебе проще. Тут ты намучился. — Наверное, плохая наследственность, — сказал Сэм как можно беспечнее — и вдруг вспомнил, что нет у него ни родителей, ни наследия. Вся его жизнь — здесь, в этом кампусе. И единственный неравнодушный к нему человек — тоже вот он, рядом. В знак уважения он протянул Норструму руку, тот вежливо ее пожал. — Я все же надеялся, что ты останешься, — тихо сказал наставник. В его глазах светилась грусть. — Всего тебе хорошего, Сэм. Помогай другим, старайся приносить пользу. И он старался. Окончил с отличием колледж. Поступил на работу в Секретную службу. Интересно, жив ли еще Норструм… Четырнадцать лет прошло со дня их последнего разговора. Сэм ни разу не пытался отыскать наставника — боялся его еще больше разочаровать. В сознании вдруг всплыли его слова: «Я все же надеялся, что ты останешься». Ну не мог он остаться! С бульвара Сен-Жермен они с Малоуном свернули в переулок и, поднявшись вверх, очутились на перекрестке. По правую сторону вновь тянулся железный забор. Ориентируясь на шум шагов, они дошли до следующего угла и еще раз повернули. Забор сменила высокая парапетная стена с цветной вывеской: «Национальный музей Средневековья — термы и особняк Клюни». За стеной виднелся готический особняк, увенчанный темно-серой крышей со множеством слуховых окон. Фоддрелл нырнул во двор, а за ним и его преследователи. Малоун не отставал ни на шаг. — А мы куда? — удивился Коллинз. — Импровизировать. Малоун сразу догадался, куда они направляются. Когда-то на месте музея стоял римский дворец с термами, руины которых теперь составляли часть экспозиции. В XV веке аббат-бенедиктинец возвел над развалинами особняк. В XIX веке при национализации в здании обнаружили ценные средневековые артефакты — так особняк и термы Клюни стали парижской достопримечательностью, отмеченной во всех путеводителях. Малоун пару раз сюда заглядывал, поэтому хорошо представлял внутреннюю планировку. Два этажа, два смежных выставочных зала — вход-выход через одну дверь. Сурово. Незаметно не проскочишь. Быстрым шагом они вошли в ворота музея — преследователи Фоддрелла поднимались к дверям особняка. По двору бродили увешанные камерами туристы, человек тридцать. Немного помедлив, Малоун решительно направился к входу. Сэм поспешил следом. Их глазам предстал каменный вестибюль, полностью переоборудованный для приема туристов: в углу располагался гардероб, лестница вниз вела к туалетам. «Два пальто» купили у кассира билеты и, поднявшись по ступеням, исчезли в узком дверном проеме, ведущем в выставочные залы. Малоун с Сэмом тоже купили билеты, прошли наверх — и очутились в набитой посетителями сувенирной лавке. Долговязого тут не было. Пасущие его «друзья» свернули в низкий проход слева. Малоун взял со стенда бесплатную брошюру на английском с описанием музея и быстро изучил планировку. — Хенрик говорил, у вас фотографическая память, — заметил Сэм. — Это правда? — Эйдетическая, — поправил его Малоун. — Просто хорошо запоминаю детали. — Вы всегда так педантичны? Коттон сунул брошюру в карман. — Почти никогда. Выставочный зал озаряли яркие лучи солнца, струящиеся сквозь многостворчатое окно. Экспонаты — средневековый фарфор, стекло, алебастровые статуэтки — были дополнительно подсвечены электрическими лампами. |