Книга Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь, страница 124 – Татьяна Шарпарь

– Нет, но разговаривать с тобой не смогу.

Интересно, с кем он, если не с дамой? Да еще дремлет в присутствии другого человека. Может, это знакомый или родственник на постое?

– А тогда когда?

– Что «тогда», вернее, что «когда»? – Когда план обсудим?

– Давай завтра созвонимся, только попозже, часов в десять. Я выспаться хочу, наконец.

– Ну, хорошо. Завтра так завтра. А где? – В отделении.

– Ладно, в отделении. Мне, собственно, все равно. Можешь ты ко мне приехать, могу я в отделение подъехать. Все равно.

Он помолчал, а потом задал вопрос, ради которого затевался этот звонок.

– А тебе ничего не известно про Наталью Голицыну?

– Что конкретно тебя интересует?

– Конкретно, я хотел бы знать ее теперешнее место жительства.

– Она живет на конспиративной квартире. – Где она живет? – изумился Иван.

– Повторяю. На конспиративной квартире. – Хотя бы в Москве?

– Не знаю. Я этим вопросом не занимаюсь. – А кто занимается? – Компетентные лица.

– Я так понимаю, что ты знаешь, но не скажешь? – Вы правильно понимаете, – абсолютно елейным тоном произнес Алексей.

– Угу, угу. И долго она будет находиться на этой квартире?

– По обстоятельствам.

– Угу. А ты можешь передать ей привет? – На этой неделе, думаю, уже не смогу.

– То есть ты с ней виделся в ближайшие дни? – Виделся.

– А она про меня не спрашивала?

– Нет, не спрашивала, – мстительно поставил точку Пронин.

– Ну, тогда пока, созвонимся.

– Пока, – добродушно ответил Алексей, нажал кнопку отбоя и засмеялся.

Иван уже собирался ложиться, как вдруг ему позвонила бывшая невеста, а ныне неизвестно кто – Ландыш.

– Привет, – сказала она так, будто они не расстались навсегда. Или она считала, что можно «остаться друзьями»?

– Здравствуй, – ответил он как можно суше.

– О, господин сердится? Ладно, не грузись, я быстро.

Она сделала паузу, надеясь, видимо, что он поддержит ее игривый тон. Он молчал.

– Я с предложением, – вкрадчиво продолжила она. Он молчал.

– Ты меня слышишь? – в голосе появилась раздражительная интонация, которую он хорошо знал. Обычно после таких телефонных сцен раньше последовала бы какая-нибудь санкция: отлучение от тела, лишение свидания и прочее.

– Слышу, говори, что хотела.

Это прозвучало неожиданно грубо даже для самого Ивана, но он и не думал как-то сглаживать ситуацию. Теперь замолчала она.

Иван подумал и сказал:

– Я сейчас занят. Если у тебя что-то важное, говори. – Конечно, важное, – ответила она озадаченно. – Я имею поручение от одного очень серьезного лица предложить тебе помощь с холдингом.

– Ты это про Мусалимова, что ли? Нашла «серьезное лицо».

Она, похоже, испугалась. По ее напряженному молчанию он понял, что она очень боится. А еще он подумал, что ее кто-то слушает, уж не сам ли Мусалимов? И ладно, пусть слушает. Иван никого не боится. Наконец она как-то неуверенно произнесла:

– Ты не понял, тебе предлагают помощь. Ты же дипломат, а не бизнесмен, ты просто не справишься с такой обузой. С моей стороны ничего личного.

– Спасибо за заботу, – ответил он сухо. – Со своими проблемами я разберусь сам.

Кнопку отбоя он нажал так, будто бил в морду фашиста.

Что происходит? Еще раз позвонить Алексею? Удобно? А вдруг он все-таки с женщиной? Имеет право на личную жизнь? Имеет, как, впрочем, и сам Иван. Но у Ивана вся личная жизнь сейчас – это холдинг, а самые близкие люди – это охранники. Неправда, есть Василий – вот его друг и по-настоящему близкий человек. А ему хотелось бы, чтобы рядом была женщина. Понятно, какая женщина – Наталья. Как это сказал Алексей? «На конспиративной квартире»? Что это за квартира такая? И почему ее там держат? А вдруг она в тюрьме? Вдруг она «причастна»? Слово-то какое: «при части» чего-то. Понятное слово «причастие» – приобщение к таинству. А «причастна к преступлению» – это уже что-то зловещее. А если на самом деле причастна к убийству его родных? А мотив? Мотив можно найти. Деньги. Украла деньги или заняла, а отдавать нечем. Какие деньги? У нее брат – крупный банкир, в средствах не нуждается. Да и дальнейшие события ее полностью освобождают от этой роли. Какие-то «жучки» в его квартире, отравленное вино, телефонист, который совсем не телефонист, возня в холдинге, слухи, откровенный бойкот ему, полноправному хозяину. Или есть человек, который считает, что имеет право на его холдинг? У него же была мысль о том, что, может быть, имеются еще какие-то родственники – братья двоюродные или сестры. Есть же где-то вдова дяди Глеба, у нее есть племянник, а у племянника, кажется, дочь или сын – Иван не помнил. Кто этот племянник? Кажется, он был на похоронах – такой потертый господин в нелепом пальто с тросточкой и, помнится, в шляпе котелком. Или котелок ему уже потом «додумался»? А где живет его тетя, он и не знает. Когда он был маленьким, он, кажется, встречался и с дядей Глебом, и с его женой. Только как ее зовут, он не помнит. На похоронах он ее, конечно, узнал, даже хотел поговорить, но не успел. Племянник увез ее сразу после погребения. Она как-то быстро сникла, даже землю в могилу бросить не смогла. А ведь обрадовалась, когда увидела Ивана. Стоп! Иван ей племянник. Тот в котелке тоже племянник – сын ее сестры. Стало быть, он Ивану кто? Троюродный брат, что ли? Или это как-то по-другому называется? Такие хитросплетения в семейной иерархии, как шурин, свояк, деверь и прочая родня, Ивану никогда не были нужны, он и не старался узнать. Если есть племянник, значит, у жены дяди Глеба есть сестра? Откуда он знает про сестру? Кажется, дедушка говорил о том, что старшая сестра Алисы (ага, вспомнил, ее зовут Алиса Семеновна) «неправильно себя ведет». Старшая сестра. Старшая. Должно быть, Алисе Семеновне сейчас лет восемьдесят. А сыну старшей сестры может быть лет пятьдесят пять-шестьдесят. Его сыну или дочери может быть лет тридцать. И они претендуют на наследство. Вот как. Да, еще у тети Ани была когда-то сестра, тоже старшая. Она, кажется, болела. Интересно, а где она сейчас? Жива ли? А у нее родственники какие-то есть? Кстати, еще был же дядя Глеб, который уехал за границу. Может быть, он там обзавелся семьей, и у него тоже были дети? Так, надо это все записать, а лучше занести в компьютер, чтобы не забыть. Кстати, можно там и родню поискать. Будет, чем заняться завтра.

Наталья тихо лежала в постели и слышала, как Алексей осторожно ходит по кухне. Он проснулся от телефонного звонка, приглушенно поговорил, потом ушел на кухню и, судя по доносящимся оттуда звукам, стал вести напряженные переговоры с кем-то из подчиненных. Ей очень хотелось встать и послушать, о чем он говорит. Может быть, уже нашелся таинственный часовщик, и все волшебным образом разрешится, и закончится ее затворничество? Встать или не встать? Если бы она была дома, то непременно встала бы и пошла на кухню. А здесь ее что-то останавливало. Была какая-то грань, которую было просто невозможно переступить. Такие деликатные моменты, как посещение туалета и ванной, были для нее очень болезненными. Она старалась при нем вообще быть менее заметной и более полезной: готовила, вытирала пыль, поливала чахлые цветы. Может быть, это называется чувством такта? А может быть, она просто трусила?