Книга Начало охоты, или Ловушка для Шеринга, страница 36. Автор книги Фридрих Незнанский

— Вы бы не ели эту гадость.

— Какую гадость?

— Да вот эту, — кивнул на суп олигарх. — Это же канцероген. Раковые клетки в чистом виде.

Кремнев запустил ложку в баночку с супом и небрежно обронил:

— Отстань.

Шеринг вздохнул и, отщипнув от ломтя сыра, как бы между прочим проговорил с искренней обреченностью:

— Ох-хо-хо… Гена, Гена… Не хотел я этого, но приперло, видит Бог.

Кремнев ничего на это не сказал. Шеринг задумчиво и слегка озадаченно нахмурился. Он как будто что-то взвешивал на «внутренних весах». Посидев так с минуту, он снова вздохнул, поднял взгляд на Егора и сказал:

— Кремнев, предлагаю вам сделку: я вам — бумаги, а вы мне — свободу.

Егор прищурился и чуть склонил голову набок. Он не понимал, о чем идет речь.

— Рассудите сами, — продолжил убеждать Шеринг, — я ведь вам совсем не нужен. Что стоит мое свидетельство против бумаг, полностью изобличающих Геннадия Соркина?

Кремнев зачерпнул суп. Вопросы Шеринга он игнорировал. Однако олигарх не отставал.

— Это действительно серьезные документы, — сказал он. — Веские доказательства. Если вы согласны, то через пару дней сможете их получить и привлечь Соркина к суду. Ему светит минимум лет десять. А я исчезну навсегда. Начальству скажете: мол, погиб при попытке к бегству. Больше никто и никогда меня не найдет и про меня не услышит. Обещаю!

Егор подозрительно принюхался к ломтику ветчины, потом, отбросив сомнения, отправил его в рот. Вслед за ветчиной отправились два ломтя голландского сыра. Запил Егор все это пивом, отхлебнув прямо из горлышка.

— Хорошее пиво, — оценивающе произнес он. — Но наша «Балтика» лучше.

Шеринг посмотрел, как он жует, и тоже отщипнул от ломтя ветчины кусочек. Забросил в рот, пожевал, поморщился и сказал:

— Хорошо, давайте по-другому. Вы меня отпускаете, а я передаю вам бумаги и… дом в Карелии. С бассейном, сауной, домашним кинотеатром и прочими удобствами. Как вам такое предложение?

Егор забросил в рот еще один ломтик ветчины и запил его пивом. Болтовню Шеринга он по-прежнему игнорировал. Олигарх некоторое время за ним наблюдал, затем чему-то улыбнулся и сказал примирительным голосом:

— Знаете, Егор, а вы мне даже симпатичны.

— Да ну? — хмыкнул Кремнев.

— Нет — честно! В моей жизни вы первый представитель силовых структур, который не берет взяток. Уже из-за одного этого вы достойны премии.

— М-м?

— Только ума не приложу, кто же вам ее выдаст? Государство? — Шеринг покачал головой. — Нет. Мне даже не хочется думать, как оно вас отблагодарит за все эти мучения.

— А ты и не думай, — лениво посоветовал Егор. — Не твое это подсудное дело.

Шеринг нахмурился. Несколько секунд он молчал и хмурился, что-то подсчитывая в уме, затем разжал губы и коротко проговорил:

— Миллион.

Кремнев посмотрел на бутылку пива, отхлебнул, проглотил, усмехнулся и отрицательно покачал головой:

— He-а… Мало.

Шеринг прищурил глаза. В нем проснулся игрок.

— А два? — сухо спросил он.

Нервная презрительная усмешка снова искривила губы Егора Кремнева.

— А как насчет десяти? — насмешливо осведомился он. — Слабо, Мойша?

Шеринг тоже ухмыльнулся.

— Да хоть сто, Ваньша! — радушно ответил он. — Только что вы с ними делать-то будете?

Шеринг с брезгливостью отбросил в сторону бутерброд.

— А хотите, я сам скажу? Вы начнете, как все идиоты, строить детские сады, школы и дома престарелых. А потом поймете, что из ваших детских садов и школ выходят не совсем такие дети, как вам хотелось бы. И тогда начнете строить тюрьмы и сажать туда этих неправильных детей. В результате тюрем станет больше, чем школ. А дома престарелых опустеют, потому что до старости при вашей власти будут доживать считаные единицы.

Шеринг перевел дух и мрачно докончил:

— Нет, мой друг, вам миллионы не помогут. Вам сколько ни дай, результат будет один. А знаете почему?

— И почему же? — небрежно осведомился Кремнев.

— Да потому что умеете вы только одно — разрушать! — рявкнул Шеринг, выходя из себя и слегка багровея. — Вы — разрушители! Простые разрушители!

Кремнев выслушал эту тираду с непроницаемым выражением лица. Затем на секунду задумался и ответил необычайно серьезным голосом:

— Может, ты и прав, парень. Но только после вас, «созидателей», нам и разрушать-то уже нечего. Пусто. Только вы нам и остались.

Шеринг хотел что-то возразить, но Кремнев остановил его жестом.

— Хватит, поговорили. — Он вытер рот салфеткой, смял ее и швырнул в бронзовую пепельницу. — А теперь, Мойша, иди мойся.

* * *

Сиеста заканчивалась, но, несмотря на это, поднялся горячий ветер. Улица все еще была пустынна. Но вот из-за пригорка вынырнул черный джип, за ним — еще один.

Человек с бородкой, сидевший в черной «ауди», взглянул на подъезжающие автомобили с удовлетворением. Потягивая сигарету, он поднял руку к глазам и взглянул на наручные часы. Затем отшвырнул окурок, неспешно достал новую сигарету и закурил, щурясь от дыма и удовольствия, полный предвкушения близкого кровопролития.

А ветер становился все сильней, и солнце на небе затянули тучи, обещая скорую грозу.

* * *

— Что бы такое выбрать?

Кремнев стоял у раскрытого одежного шкафа-купе, увешанного множеством костюмов и рубашек, с задумчивым, слегка растерянным видом.

Шеринг с мокрой головой, в шелковом халате с изображением быка и тореадора вышел из ванной комнаты и пугливо зыркнул взглядом по сторонам.

Егор уже надел свободные летние брюки из набивного льна и сейчас искал к ним подходящий ремень. Увидев Шеринга, он поторопил:

— Одевайся быстрее. За нами могут приехать в любую минуту.

— Хотите передать им меня чисто вымытым и в свежем белье? Чтобы похоронщикам было меньше возни?

— Если ты про тюремных, то им все равно — в чистом ты будешь или в грязном.

— Типун вам на язык, — поморщился Шеринг и подошел к креслу, намереваясь отдохнуть после ванны.

— Куда? — рявкнул на него Егор. — Я сказал: собирайся. Времени в обрез.

Шеринг с тоской посмотрел на кресло, вздохнул и похромал к шкафу. Проходя мимо стеллажа, Шеринг приостановился, снял с полки книгу и раскрыл ее наугад.

Пробежав глазами по строчкам, он грустно улыбнулся и сказал:

— В этом доме так хорошо, что даже не хочется думать о плохом.

— Если не думать о плохом, оно само о тебе задумается., А от раздумий перейдет к прямым действиям, — сказал на это Кремнев.