Онлайн книга «Сад чудовищ»
– С кем еще? – спросил Морган. – С Эрнстом. У Моргана чуть глаза на лоб не вылезли. – Он был на службе? – Он вошел в кабинет вскоре после меня. – Что же нам делать? – всполошился Веббер. – В рейхсканцелярию нам не вернуться. Как теперь выясним, где будет Эрнст? – Это я выяснил, – ответил Шуман. – Правда? – удивился Морган. – Пока полковник не вернулся, я успел осмотреть его стол. Сегодня он будет на стадионе. – На каком именно? – уточнил Морган. – В Берлине десятки стадионов. – На Олимпийском. Я видел записку. Сегодня после обеда Гитлер устраивает там фотосессию партийной элиты. – Пол глянул на часовую башню у дороги. – На подготовку всего несколько часов. Отто, думаю, нам опять понадобится ваша помощь. – Ах, мистер Джон Диллинджер, я подготовлю тебя к чему угодно. Я творю чудеса… ты их оплачиваешь. Именно поэтому мы так здорово спелись. Кстати, об оплате, мою американскую наличность, пожалуйста! Отто оставил фургон хрипеть на второй передаче и сидел, протянув правую руку, пока Морган не положил ему в ладонь конверт. Вскоре после этого Пол почувствовал взгляд Моргана. – Как тебе Эрнст? Похож на опаснейшего человека Европы? – Он вежливый, занятой и усталый. Еще грустный. – Грустный? – переспросил Веббер. Пол кивнул, вспомнив быстрый, но отягощенный заботами взгляд человека, ожидающего тяжелых испытаний. Солнце садится… Морган глянул на широкий бульвар Унтер-ден-Линден с его магазинами, домами, флагами. – А это проблема? – В смысле? – Встреча с Эрнстом не заставит тебя… усомниться в целесообразности твоего приезда? Она что-нибудь изменит? Полу Шуману очень хотелось сказать «да». Хотелось, чтобы встреча и разговор с человеком растопили лед, заставили его усомниться в целесообразности убийства. Но он ответил честно: – Нет, она ничего не изменит. Люди потеют от жары, а Курт Фишер потел от страха. Еще два квартала до площади, где братьев встретит Унгер, который вызволит их из тонущей страны и поможет воссоединиться с родителями. Человек, которому они доверяли свои жизни… Ганс поднял камень и запустил его так, что он запрыгал по воде Ландвер-канала. – Прекрати! – зашипел Курт. – Не привлекай внимание. – Успокойся, брат! Швыряние камней в воду не привлекает внимание. Их все швыряют. Господи, ну и жара! Давай купим имбирную шипучку. – По-твоему, мы на каникулах? Курт огляделся по сторонам. Людей вокруг почти не было: час ранний, а жара уже невыносимая. – Ты видишь преследователей? – насмешливо поинтересовался Ганс. – А ты все-таки хочешь остаться в Берлине? – Я просто понимаю, что если мы бросим наш дом, то никогда его больше не увидим. – А если не бросим, то никогда не увидим папу с мамой. А может, вообще никого не увидим. Ганс насупился и швырнул еще один камешек. – Ты видел? Три раза! – Пошли скорее! Они свернули на рыночную площадь, где торговцы разбивали свои лотки. На дороге и на тротуарах стояли грузовики с репой, свеклой, яблоками, картофелем, форелью из канала, тресковым жиром – товаром, менее востребованным, чем мясо, сахар, оливковое и сливочное масло. Несмотря на это, люди уже выстраивались в очередь, чтобы купить лучшее или, по крайней мере, не самое худшее. – Вон он, смотри! – воскликнул Курт и зашагал через дорогу к старому грузовику, стоявшему на краю площади. Кудрявый шатен прислонился к кабине, курил и листал газету. Завидев парней, он чуть заметно кивнул и бросил газету в кабину. Дело только в доверии… Не все люди разочаровывают. А ведь Курт сомневался, что Унгер приедет. – Герр Унгер! – позвал Курт, когда они приблизились, и мужчина крепко пожал ему руку. – Это мой брат Ганс. – Ах, он вылитый отец. – Вы продаете шоколад? – спросил Ганс, глядя на грузовик. – Я произвожу и продаю конфеты. Прежде я был профессором, но сегодня эта работа не перспективна. Образование ныне бессистемно, а вот поедание конфет – вне политики и вне времени. Поговорим позднее. Сейчас нужно выбираться из Берлина. До границы поедете со мной в кабине, потом переберетесь в кузов. В такую жару я пользуюсь льдом, чтобы шоколад не растаял, и вам придется лежать под досками, покрытыми льдом. Не бойтесь, насмерть не замерзнете. В борту я прорезал отверстия, чтобы пустить теплый воздух. Границу мы пересечем как обычно. Пограничников я знаю и подкармливаю шоколадом. Они никогда меня не обыскивают. Унгер подошел к грузовику сзади и закрыл дверь. Ганс влез в кабину, взял газету и стал читать. Курт вытер лоб, обернулся и в последний раз глянул на город, в котором прожил всю жизнь. Жара и дымка придавали Берлину итальянский облик. Курту вспомнилась поездка в Болонью. Отец две недели читал лекции в местном университете, и родители взяли его с собой. Курт уже повернулся, чтобы сесть в кабину рядом с братом, когда собравшиеся на площади дружно охнули. Он замер, широко раскрыв глаза. Три черные машины резко затормозили у грузовика Унгера, из них выскочили шестеро в черной форме СС. Нет! – Ганс, беги! – закричал Курт. Но два эсэсовца бросились к пассажирской двери кабины, распахнули ее и выволокли Ганса на улицу. Тот отбивался, пока его не стукнули дубинкой по животу. Ганс взвизгнул, перестал сопротивляться и сжался в комок, обхватив живот руками. Солдаты рывком поставили его на ноги. – Нет, нет, нет! – закричал Унгер. – Документы! Вывернуть карманы! Трое задержанных повиновались. Командир эсэсовцев просмотрел их удостоверения личности и кивнул: – Фишеры, они самые. – Я не предавал вас, клянусь! – заверил Курта Унгер, по щекам которого текли слезы. – Он не предавал, – подтвердил эсэсовец, вытащил парабеллум из кобуры, взвел ударник и выстрелил Унгеру в голову. Несчастный упал на тротуар, а Курт охнул от ужаса. – Она предала, – добавил эсэсовец, кивнув на крупную женщину средних лет, которая выглядывала из черной машины. – Предатели! Мерзавцы! – обрушилась на парней женщина. Это была фрау Луц, вдовая соседка, которая только что пожелала братьям хорошего дня. В шоке глядя на безжизненное тело Унгера, из которого рекой текла кровь, Курт услышал ее надрывный крик: |