Онлайн книга «Закрой дверь за совой»
|
Герой фильма бился в стену, чтобы выжить. Он подбадривал самого себя сказкой о маленькой упорной птичке. Да что здесь происходит? Пес носится туда-сюда. Он больше не выглядит расхлябанным дурнем. Он похож на солдата, исполняющего приказ. Приказ, отдаваемый полупарализованной старухой…. Мяч в очередной раз ударился о лягушачью корону. Илюшин застыл. Корона… Венец… Диадема. – …вот поэтому я решила в итоге остановиться на миорелаксанте. Мяч старухи раз за разом попадал в диадему! Илюшин очень медленно обернулся и заставил себя уважительно улыбнуться Одинцовой. Эта улыбка далась ему с таким трудом, что он предпочел бы еще один удар ножом. – Отличный выбор, Елена Васильевна! «Не смотри! Не смотри на него!» Его взгляд притягивало к старухе как магнитом. Макар продолжал стоять, чувствуя, как губы сводит от принужденной гримасы. Но когда мячик снова пролетел мимо, наклонился и едва уловимым движением подхватил его, сунул в карман. Пес разочарованно ткнулся ему в колени. – Я тут это… – пробурчал Бабкин, входя в комнату с подносом. – Приготовил, короче… На подносе дымился чайник и белела изящная фарфоровая чашечка. – Извините, что без разрешения… – Ну что вы! Поставьте на столик, пожалуйста. Я люблю, чтобы заварился как следует. «Что у нее там? – быстро просчитывал Макар. – Игла? Пистолет? Если пистолет, все совсем паршиво. Она начнет стрелять. Голову дам на отсечение, начнет. Первой ее целью будет Серега». Бабкин, ни о чем не подозревая, собирал в стопку журналы, лежащие на столе. «Как только она поймет, что я догадался, она пальнет в него». «Уйти? Вернуться с полицией? Но где гарантия, что Гройс будет еще жив?» «Уходить нельзя». Илюшину показалось, что голова сейчас лопнет от напряжения. Как, черт возьми, отобрать у нее пистолет, не дав ей прикончить старика? – Положите, пожалуйста, на полку, – любезно попросила Одинцова. Непроницаемое белое лицо. Фальшивая улыбка на полных губах. Овечьи щеки. Они были в одной комнате с убийцей. Как он мог не почувствовать безжалостной силы, исходящей от нее? Илюшин ни секунды не боялся, когда к его горлу был прижат нож. Но сейчас ему стало не по себе. – Минуточку… Вот так… Бабкин чувствовал себя как слон в посудной лавке. Все такое маленькое! Такое хрупкое! Такое старое, в конце концов! Того гляди рассыплется в прах от его неловкого движения. И еще Макар застыл как кукла, не делая и попытки помочь. Хозяйка сама себя развлекает светской беседой, а он молчит, паршивец! Сергей наконец сгреб журналы и двинулся к книжной полке. И тут Илюшин заговорил. – Не знаю, как ты, – непринужденно сказал он в спину Сергею, – но я уже зарядился кислородом для нашей ужасной городской жизни. Бабкин не отреагировал. Аккуратно сложил стопку, однако не рассчитал: повернулся, задел локтем и верхний журнал спланировал на пол, упав под ноги неподвижной старухе. – Ой! Сейчас приберу! Сергей присел на корточки. – Ничего страшного, – нетерпеливо сказала Одинцова. – Извините… Боюсь, мне скоро пора… Следом произошло немыслимое. Инвалидная коляска вместе с сидящим в ней человеком взлетела в воздух. Всю свою силу Бабкин вложил в то, чтобы резко швырнуть ее, схватившись за нижнюю перекладину. От удара Ирму отбросило назад. Три выстрела, один за другим, прорезали тишину. Илюшина оглушило. Он бросился к коляске, со страшным грохотом упавшей на пол, схватил старика и потащил за диван. Над его ухом залихватски свистнул хлыст, и тотчас со звоном осыпалось стекло. – Лежать! – дико заорал Сергей. Макар запоздало понял, что только что избежал пули. Он послушно упал на пол. В ушах у него гудело, он чувствовал себя так, будто голову сунули под колокол. Крики, снова грохот, короткий вопль Бабкина – и стало тихо. – Серега! – позвал Илюшин и не услышал собственного голоса. Он поднял голову, ожидая увидеть нацеленное на него пистолетное дуло. Но увидел в двух шагах от себя Бабкина, который прижимал к полу Елену Одинцову, заломив ей руку за спину. – Макар! Пистолет возьми! Макар! Илюшин встал, поднял оружие и помотал головой. Бабкин вздохнул и выпрямился. – Ты что? – опешил Макар. – Держи ее! – Не ори. – Что? – Она без сознания, я ее вырубил. Без сознания, говорю! Тебя что, оглушило? Макар с силой прижал пальцы к ушам, и колокол вдруг затих. – Господи, я чуть не… – Ты цел? Цел? Бабкин ощупал слабо сопротивлявшегося Илюшина с ног до головы и облегченно выдохнул. – Вот же бешеная сука! Три пули в потолке, одна в окне. Надеюсь, на улице никого не убило. А Гройс-то как? Вот смешно будет, если у него сердчишко не выдержало всей этой пальбы. – Мне бы твое чувство юмора, – сказал Илюшин. Пока Бабкин связывал руки неподвижно лежащей Одинцовой, Макар заглянул за диван и остановился, пораженный открывшейся ему картиной. Старик, живой и невредимый, сидел, прислонившись к стене. К себе он крепко прижимал перепуганного до смерти пса. – Здрасьте, Михаил Степанович, – сказал Илюшин. – Вы зачем собачку мучаете? Гройс медленно стащил с головы платок, провел им по губам, стирая помаду. Затем поднял на Илюшина воспаленные глаза. – Моя собачка, – хрипло сказал он. – Что хочу, то и делаю. В яблонях пел соловей, откуда-то издалека доносился шум трамвая, и мужской голос на балконе третьего этажа убеждал Люсю, что она изменщица. Невидимая Люся вяло отругивалась. Сема встал, прикрыл створку. Соловей, Люся и сердитый влюбленный пропали. За окном стояла ночь, такая густая, что ее можно было разливать в банки из-под варенья. В нем бы плавали засахарившиеся звезды. Михаил Гройс сидел в кресле, с бокалом коньяка в одной руке и долькой лимона на блюдечке в другой. У его ног лежал, положив голову на ботинок Гройса, криволапый черный пес. – За вас, друзья мои! – Верман поднял свой бокал. – За вас! – сипло повторил старик. – За счастливое завершение дела! Верман, Сема и Гройс чокнулись с Илюшиным и Бабкиным. – А теперь рассказывайте, – сказал Моня. – Рассказывайте от начала до конца. Я хочу слушать это как песню, как поэму, как легенду, дьявол меня разбери, потому что это ваше лучшее дело! |