Книга Между прошлым и будущим, страница 30 – Карен Уайт

Он замолчал и несколько секунд настороженно глядел на меня.

– А почему вы спрашиваете?

Мои пальцы по-прежнему лежали на клавишах, казавшихся их безмолвным придатком, внезапно лишенным голоса.

– Я перестала играть после того, как погиб мой отец. – Я замолчала, не зная, что сказать дальше, но в конце концов пояснила: – Поэтому и поинтересовалась.

Внезапно из недр дома донесся глухой стук. Я вздрогнула от неожиданности и взглянула на Финна, который, казалось, вовсе не был удивлен, хотя, судя по поджатым губам, явно был не слишком доволен.

– Полагаю, тетушка Хелена уговорила сиделку дать ей трость.

– И теперь она стучит по полу?

– По стене. – Он еще больше выпятил подбородок. – Думаю, она хочет сказать, что готова послушать, как вы исполняете что-то еще.

Я прищурила глаза.

– Джиджи умеет пользоваться китайскими палочками для еды? Мы могли бы составить прекрасный дуэт.

Его губы чуть скривились.

– Не думаю, что Хелена ждет от вас именно этого.

– Разумеется. – Я коснулась крышки над клавишами, готовая захлопнуть ее, но остановилась. – Вы, случайно, не помните, где Бернадетт хранила свои ноты?

– Представьте себе, они валялись где попало. Некоторые из них лежат в скамейке, на которой вы сидите. А еще она рассовала их по тем многочисленным соломенным корзинкам, которые расставлены по всему дому.

Я встала, зашла за скамейку и открыла крышку. Там лежали три аккуратные стопки нот, сложенные так же идеально, как губки для стирания мела в классе в первый день учебного года. Стараясь не нарушить порядок, я перебирала нотные тетради и сборники, узнавая своих старых друзей: Шуберта, Бетховена, Моцарта, Мендельсона и Брамса. В самом низу третьей стопки обнаружилась старая нотная тетрадь – бумажная обложка и несколько вложенных туда страниц. На обложке витиеватым шрифтом было написано «Csárdás». Надписи на английском не было, но я видела, что страницы были очень старыми, их правые углы обтрепались или просто отсутствовали. Я живо представила длинные тонкие пальцы пианистки, старательно переворачивающие страницы, чтобы не пропустить ни ноты.

– Похоже, именно это и есть ее любимая вещь, – сказала я, протягивая тетрадь Финну, чтобы он мог получше разглядеть название.

Он взял ноты из моих рук и принялся внимательно рассматривать.

– Да, я ее узнаю. Это «Csárdás», – сказал он, произнося незнакомое слово, как «чар-даш». – Народный венгерский танец, который танцуют парами. Я помню, что Бернадетт довольно часто исполняла чардаш, когда я был совсем маленьким, и настаивала, чтобы я непременно научился танцевать его.

Я вовремя прикусила язык, но представить благовоспитанного маленького мальчика из хорошей семьи, лихо отплясывающего народный венгерский танец, было не под силу даже моему буйному воображению.

– Ну и как? Вы научились? – Я изо всех сил старалась не рассмеяться.

На лице Финна появилось почти обиженное выражение.

– Разумеется. И у меня это довольно неплохо получалось, по словам тетушек. Как вам известно, в моих жилах течет венгерская кровь.

После того как я узнала, что его двоюродные бабушки были родом из Венгрии, я легко могла представить его мадьярским воеводой, однако образ Финна, танцующего венгерский танец, никак не укладывался в моей голове… Но возможно, этот человек мог сочетать в себе обе ипостаси. Я взяла ноты и установила их на пюпитр. Наклонившись к ним, чтобы получше рассмотреть частые нотные знаки, я заметила:

– Боже мой, сыграть это будет нелегко.

В начале композиции темп был довольно медленный, но шел по нарастающей на протяжении всей пьесы, занимающей шесть страниц, в некоторых местах строки были почти черными от тридцать вторых нот, скачущих вверх и вниз по скрипичному и басовому ключам. Изучая ноты, я почувствовала, что волосы на затылке встают дыбом, но музыка уже пела у меня в голове.

– Насколько я помню, обычно эту мелодию исполняют на скрипке, но версия для фортепьяно тоже звучит весьма неплохо. Это очень быстрая вещь, – произнес Финн, наклоняясь через мое плечо, чтобы рассмотреть ноты.

И тут, словно против моей воли, пальцы побежали по клавишам. Я давно уже не исполняла ничего по нотам, но, думаю, это можно сравнить с ездой на велосипеде, и мне хватило пары музыкальных фраз, чтобы освоиться. По крайней мере, до того самого момента, когда музыка понеслась в бешеном темпе и мои пальцы едва успевали с ней справляться. Но я уже не могла остановиться. Было такое ощущение, что я достигла вершины крутого утеса, куда очень долго добиралась, и по инерции сорвалась и лечу в пропасть.

Я продолжала играть, удивленная тем, что Финн в нужное время переворачивал страницы нот, пока пьеса не закончилась. Я задержала ногу на сустейн-педали дольше, чем следовало, пытаясь заставить ноты подольше повисеть в комнате, словно задерживая гостей после давно закончившейся вечеринки.

Лишь после того, как я сняла ногу с педали, мы смогли услышать стук, доносящийся из комнаты Хелены. Я закусила губу и с виноватым видом посмотрела на Финна.

– Знаю, это было ужасно. Если бы у меня была трость, я тоже от возмущения барабанила бы ею по стене.

Удивительно, но он даже не поморщился.

– И вы хотите сказать, что исполняли это в первый раз?

Я кивнула.

Он перевел взгляд на ноты, стоящие на пюпитре, а потом снова взглянул на меня.

– Это было потрясающе, – тихо сказал он.

Стук раздался снова, и мы оба посмотрели в сторону холла.

– Думаю, надо сходить, узнать, что она хочет, – сказал Финн. Я бы рассмеялась, уловив панические нотки в его голосе, если бы сама не была в таком же состоянии.

– Пожалуй, я пойду с вами, – сказала я, поднимаясь со скамьи.

Очень медленно, словно нашкодившие школьники на пути в кабинет директора, мы прошли через кухню в спальню Хелены. Тери Уэбер сидела на стуле у кровати и вязала нечто, напоминающее свитер. Она со смущением взглянула на нас, когда мы вошли.

– Я хотела пойти за вами, но мисс Жарка настояла, что лучше привлечь ваше внимание с помощью трости.

Спицы в руках сиделки продолжали стучать друг о друга, она через силу улыбнулась. Отложив вязание, сестра Уэбер встала и склонилась над кроватью, где сидела Хелена, уставившись на поднос с едой.

– Вы уверены, что закончили есть? Это куриный суп, приготовленный по рецепту моей матери. Вообще-то я собираюсь получить на него патент, потому что это действительно чудодейственное средство, которое может вылечить все, что угодно – от депрессии до грибка ногтей.

Хелена молча перевела на нее взгляд, а затем привычным движением обеими руками оттолкнула от себя поднос. Именно тогда я в первый раз обратила внимание на ее скрюченные пальцы с распухшими суставами, которые больше не могли распрямляться. Наши глаза встретились, и на память пришли слова Финна. Хелена словно сливалась с музыкой, когда играла. Именно в тот момент я невольно почувствовала сострадание к старухе и начала понимать всю глубину ее горя.