Онлайн книга «Ведьма в шоколаде»
Мы не дошли буквально пару сотен метров — я запнулась о выступивший камень и подвернула ногу. Пришлось Дрэвису остановиться. Я с невольно выступившими слезами на глазах потирала лодыжку. — Что? — с глухим раздражением поинтересовался Фолкрит. — Бо-о-ольно! — жалобно протянула я. — Подумала и добавила: — А еще холодно. — Ты бы еще откровеннее платье нацепила. — Да что вы к моему платью-то привязались! Захотела и надела. Я ваш сотрудник, а не собственность! Что хочу, то ношу! — Разумеется, если цель — чтобы на тебя все пялились. — А вам какое дело, кто на меня пялится? Я девушка незамужняя, не обремененная долгом перед родом. Свободная ведьма, открытая для новых знакомств. — Открытая, значит? Он опасно приблизился. Но я не дрогнула. Нутром чуяла — отступать нельзя, засчитают за поражение. — Более чем. — Так а чего же ты меня не соблазняешь? Я ведь куда привлекательнее всех, кто тебе доступен. — Это вам Сара сказала? — фыркнула я. — Не слушайте ее, у нее черный пояс по вранью. Теперь мы стояли настолько близко, что я чувствовала тепло, исходящее от мужчины. И невольно тянулась поближе, так как уже основательно замерзла. Фолкрит вдруг снял пиджак и накинул мне на плечи, отчего я чуть не замурчала — пиджак был теплый и большой. Сразу стало тепло и почти хорошо. — Значит, то, что ты сегодня сделала, для тебя норма? Может, повторишь на бис исключительно для меня? — Все в рамках трудовых обязанностей. — Мы можем договориться и расширить их. — За кого вы меня принимаете? В следующий момент меня вдруг поцеловали. Мягко, настойчиво и очень горячо, обжигая губы, мешая дышать. Я никогда еще не целовалась, замерла, шокированная, растерянная. А Дрэвис с каждой секундой заставлял словно падать куда-то, где нет ничего, кроме нового и ошеломляющего касания чужих губ. Чужих и в то же время очень желанных. Ни разу в жизни я еще не чувствовала, как сладко сжимается все внутри, как замирает сердце и поцелуй становится не просто прикосновением губ, а чем-то очень личным, почти болезненным. Сама не заметила, как руками обвила шею мужчины и неумело, осторожно на поцелуй ответила. Чем вызвала едва слышный короткий стон. Талию сжали крепче, язык скользнул по моим губам. Собраться с силами и оттолкнуть его было очень сложно, но я все же решилась. И тут же отступила, задыхаясь, пытаясь вернуть себе ориентацию в пространстве. — Что вы себе позволяете! — выдохнула я. — Это ты мне позволила. — Вы помолвлены! — Но не женат. — Это аморально. — Что? Целовать сестру невесты? А если мне хочется? — А вы всегда делаете то, что вам хочется? Для вас совсем нет понятия долга? Уважения к невесте? — Вы ненавидите друг друга. — Считаете, я из-за ненависти к Саре прыгну к вам в объятия? Вложила в голос максимум презрения. Оно подействовало, как ушат ледяной воды. Голос Дрэвиса сделался бесстрастным. — Тебе нужно научиться оценивать последствия своих действий, Кексик. Предлагая что-то, будь готова к тому, что кто-то примет. И на моем месте в следующий раз может быть тот, кто не станет с тобой играть в игры. Обида разлилась внутри мерзкой горечью. — Боюсь, вашим надеждам не суждено сбыться. Скорее всего, это будет Уиллторн, а уж у него-то, в отличие от вас, есть понятия чести и воспитания. И без того темные глаза Дрэвиса стали почти черными. Я испуганно оглянулась в отчаянной попытке понять, смогу ли добежать до лавки и там закрыться. Зря! Зря я упомянула Уиллторна. — Что ж, леди Гринвильд, — хмыкнул мужчина. — Я тебя услышал. И требую извинений. — За что извинений? — Голос у меня сорвался. — Ты испортила мне вечер, выставила меня посмешищем перед друзьями, подвергла нас обоих опасности. Когда я соглашался помочь Градду и предоставить места для общественных работ, я никак не думал, что мне попадешься ты. И если бы только знал, сколько с тобой проблем, — не пустил бы даже на порог своего дома! Мрачные мысли всегда настигали внезапно, вот и сейчас вместо ярости вдруг накатило какое-то обреченное понимание, что Фолкрит в общем-то прав. Со мной всегда были проблемы, что дома, что в лавке. Домой я таскала алхимические штуки, которые ненавидела мама, вместо посиделок с подружками бегала с соседскими мальчишками. Да и папа наверняка натерпелся за годы жизни, ведь мама была вынуждена растить чужого ребенка, как напоминание о предательстве мужа. Поэтому я молчала. А что тут скажешь? Я не знала, как стать правильной. Нужной, доброй, веселой. Как сделать так, чтобы при виде тебя люди не закатывали глаза, а улыбались. — Я требую извинений. Иначе выметайся из лавки и живи где хочешь. Хочешь — отправляйся в камеру, хочешь — проси прощения у родителей. Мне плевать. Совершенно некстати на глаза выступили слезы. С нечеловеческим усилием я подняла голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза, и сдавленно произнесла: — Извините меня. Потом поняла — больше не могу. Если еще хоть на секунду останусь рядом с ним, разревусь и сойду с ума! Поэтому развернулась и припустила к лавке, забыв вернуть пиджак. Но на этот раз меня никто не преследовал. Ближе к двери рыдания все же подступили, и я закрывалась, уже всхлипывая. Сил отползти подальше не было, села на пол прямо у входа и спрятала лицо. Надо было прореветься, все равно никто не видит. Ну, или почти никто… — Кексик, что случилось? Голос у Крина, как ни странно, был совсем не ехидный, а будто бы обеспокоенный. — Ничего, — в перерывах между всхлипами удалось сказать мне. — Устала. — От чего ты устала, Кексик? — От всего устала. Жить одна устала. Работать без выходных устала. Бояться устала. Воевать со всеми устала. Ну не нужна я вам, ну так отстаньте, чего вы мучаете! Потом был поток непереводимых попыток вкратце объяснить, что случилось. Но зеркало ничего не поняло и только испуганно на меня смотрело. А я никак не могла успокоиться. Думала, если побешу Фолкрита, будет проще. Но почему-то сколько бы гадостей ни делала, легче-то не становилось. Я наспех умылась и выпила мятного чаю, чтобы прекратить истерику. Немного меньше стала болеть голова. Можно было сварить успокаивающее зелье, но я не была уверена, что хватит сил. Чувствовала себя выжатой как лимон. Едва доползла до второго этажа и рухнула на матрас как была, в платье и пиджаке. От пиджака шел приятный запах, чем-то напоминающий кофе. Одеяло, теплое и тяжелое, надежно скрыло меня от всего мира. |