Книга Кровные узы, страница 60 – Анжела Марсонс

Сознание всегда было такой податливой частью человека… Иногда люди просто не понимают, как часто ими манипулируют в повседневной жизни.

Нормальный человек содрогнется, узнав о режиме в Северной Корее, где жителей регулярно заставляют выслушивать патриотические лозунги. А Алекс, честно говоря, относилась к подобной прямолинейности с уважением. Правящая партия даже не скрывала своего намерения научить людей думать по-своему. И никакой необходимости в завуалированных, заумных, полускрытых посланиях, предназначенных для того, чтобы обойти защитные барьеры сознания и проникнуть в ту часть айсберга, которая скрыта под водой.

В западной цивилизации желание контролировать, заставлять и манипулировать встречается не реже, чем на Востоке, – здесь оно просто лучше маскируется.

Маркетологи тратят миллионы, анализируя эффект применения паралингвистики ^[61], различных оттенков голоса, его тембра, громкости, модуляций… Они изучают ценность языка тела, намеренных и случайных жестов и движений.

К счастью для Алекс, человеческое сознание легко поддавалось влиянию и контролю извне.

В самом начале своей подготовки как психиатра социопат поняла, что у каждого человека существует полуфиксированный набор ценностей и правил, который он приобретает в детстве. При помощи метода, называемого «размораживанием» ^[62], можно легко заставить людей начать задавать самим себе вопросы – лучше всего этот метод работает с теми, кто только что перенес личную потерю, или с теми, кого уволили с работы или лишили привычного окружения. И в тюрьме этот метод тоже хорошо работал.

Контролировать можно кого угодно, надо просто подобрать правильный метод к данному конкретному человеку в данной конкретной ситуации.

Хотя лучше, если человек сам подставится, отметила про себя доктор.

А все те методы, которые она хотела использовать с Ким, давно не давали ей покоя.

– Алекс, с вами все в порядке? – спросила Кэти с порога комнаты.

Глаза надзирательницы поблескивали, и она улыбалась теплой улыбкой. Волосы ее были вымыты и аккуратно уложены. Наверное, хорошо выспалась. Не беда.

– Дай мне твой телефон, – протянула руку доктор.

На хорошеньком личике Кэти появилось замешательство.

– Я сказала, дай мне твой телефон, – потребовала Торн. – Он мне нужен.

За спиной надсмотрщицы прошли двое заключенных, и она сделала шаг внутрь комнаты.

– У меня нет…

– Кончай пудрить мне мозги, Кэти, и дай свой мобильник.

– Мне кажется, вам стоит последить за своим языком, когда вы разговариваете со мной. – Лицо тюремщицы посуровело.

– А мне кажется, что тебе лучше дать мне телефон, когда я тебя об этом прошу, – ответила Алекс.

– Я ни за что не сделаю ничего…

– Сделаешь. – Заключенная встала с кровати. – Или я расскажу начальнику тюрьмы, что ты уже давала мне им попользоваться. И ты потеряешь работу.

Кэти заколебалась, а Александра тем временем наслаждалась ненавистью, которая появилась в ее глазах после того, как до нее дошло, как жестоко ее разыграли.

– И как ты потом собираешься кормить своего спиногрыза? Его папаша им не интересуется, а семьи у тебя нет. Пособие по безработице не покроет…

– Только быстро, – сказала Кэти, доставая из кармана телефон и протягивая его доктору.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила ее социопат.

На этот раз Кэти не отошла, чтобы позволить ей поговорить без свидетелей, как в прошлый раз. Она остановилась в дверях, сложила руки на груди и уставилась на психиатра.

Но Алекс было все равно, потому что говорить она не собиралась.

Она набрала номер, который давно запомнила наизусть, и текст послания. Затем улыбнулась и нажала кнопку «Отправить». Этого должно быть достаточно.

– Возьми. Все оказалось не так страшно, правда? – улыбнулась доктор, возвращая надзирательнице телефон.

– Значит, твоя племянница никогда не болела, так? – спросила та.

– По крайней мере, мне об этом ничего не известно, – пожала плечами Торн. – Но в любом случае благодарю за сочувствие.

Социопат уселась на кровати. День тянулся долго, а развлечений никаких не было.

Она внимательно оглядела Кэти с головы до ног.

– Удивительно, как тебе удалось этого добиться – одной воспитывать ребенка, который не нужен его отцу, и при этом ни в чем не замазаться. Должно быть, это очень непросто.

Надзирательница открыла рот, чтобы ответить, но Алекс хотелось повеселиться еще. Ведь теперь первую скрипку играла она.

– Теперь вся власть здесь принадлежит мне, Кэти. И вся ирония состоит в том, что ты сама передала ее мне на блюдечке в тот самый момент, когда протянула мне телефон. Я могу говорить тебе все что угодно, а ты ничего с этим не можешь поделать. Ты просто подарила мне свою работу, глупая ты корова.

Социопат хихикнула, увидев, как рот Кэти захлопнулся, а щеки покраснели.

– Я хочу сказать, что ты с этой работой влипла по полной. Наверное, хотела работать в полиции, но не получилось. А эта должность ближе всего к твоей мечте. Но если ты ее потеряешь по причине должностного преступления, то у тебя, скорее всего, отберут лицензию, и ты не сможешь охранять даже местную ликерку по пятницам. Но тебя это не очень парит, потому что дома тебя ждет малыш, присутствие которого примиряет тебя с тем, что твоя мечта разбилась на мелкие кусочки. И так как вас всего двое, то постепенно твоя любовь полностью сконцентрируется на этом малыше. Мало-помалу ты удушишь его этой своей страстью и попытками заставить его в полной мере ответить на твои чувства. Он вырастет и уйдет из дома, а ты так и останешься с этой своей дерьмовой работенкой и с состарившейся физиономией.

Александра заметила, как нижняя губа стоящей перед ней женщины задрожала. Приятно было сознавать, что ее мастерство никуда не делось.

По лицу Кэти было видно, что в ней борются два чувства: сомнение и ярость.

– Это в последний раз, Алекс. – Она решительно выдвинула вперед подбородок. – Лафа закончилась.

Улыбка на лице социопата стала еще шире. Когда она заговорила, голос ее звучал тихо, но слова были убийственными.

– Кэти, ты еще не все знаешь обо мне. Закончилась лафа или нет, решаю только я сама.

По дороге в офис Ким было приятно ощущать, как свежая одежда ласкает и согревает ее кожу.