Книга Враждебный портной, страница 55. Автор книги Юрий Козлов

— Кто приехал? — рявкнул, остановившись в дверях, Каргин. Ему не хотелось бить дверью в ухо секретаршу.

— Р.Т., — ответила Надя. — Он, кстати, тоже размышлял о прошлом и будущем.

— Вот как? И к каким выводам он пришел? — распахнул дверь в приемную Каргин.

Секретарша не только успела вернуться за свой стол, но и нагнуться к цветам на подоконнике, обратившись к начальнику обтянутым юбкой задом.

Куда я спешу, застыл в дверях Каргин, что хочу узнать?

— Цитирую, — услышал голос Нади. — Будет то, что было, только этого никто не знает.

2

— Будем делать что должно, и пусть будет что будет! — Роман Трусы развязал на большой (в каких художники носят свои работы) папке тесемки, достал рисунок, положил на стол перед Каргиным.

На рисунке была изображена аккуратная, в виде отменно, до коричневой корочки пропеченного кренделя кучка дерьма, присыпанная сверху сахарной пудрой, марципаном и разноцветными кондитерскими бисеринками. Она как будто переливалась, играла, вызывая одновременно голодный и рвотный рефлексы. Рвотный, естественно, преобладал. Внизу была подпись: «Русский капитализм».

Каргин посмотрел в окно. Город просыхал после весенних гроз. На газонах густо зеленела трава. Новые, недавно высаженные, клены шевелили большими листьями, как жадно растопыренными ладонями (русского капитализма?). Этим, вне всяких сомнений, генно-модифицированным деревьям было все равно, где и в каких условиях расти. Хоть на Луне в безвоздушном пространстве.

— Это какое-то зимнее... новогоднее дерьмо, — поморщился Каргин. — Не по сезону.

— Начнем со следующего понедельника показывать по всем каналам, — проигнорировал замечание Р.Т., — готовить народ к битве за счастье.

— Просто показывать? — спросил Каргин. — Без комментариев?

— Можно под гимн России, — предложил Р.Т. — Или — приделать ему ножки, пусть танцует, как балерина, танец маленьких лебедей.

Некоторое время Каргин молчал, воображая себе эту картину.

— Я проплатил коммунистам их рекламу, — продолжил Р.Т., — пойдет довеском к нашей, в пропорции один к десяти.

— Без кондитерских изысков? — предположил Каргин. — С подписью: «Русский коммунизм»?

— Годится, — с уважением посмотрел на него Р.Т., — но у нас другой заход. Есть одна приличная фотография Ленина, где он похож на человека. Осмысленно так и без ненависти смотрит. Ребята подработали, впихнули ему в глазенки цифровую схему. Мужественное сострадание, концентрация воли, так я сформулировал. Как живой получился. Смотрит прямо в душу. У меня аж мурашки по коже, — шевельнул кожаным забралом Р.Т. — Подпись я оставил, какая у коммунистов была: «Как вам живется при капитализме?» Будет как антидот.

— Против чего антидот? — спросил Каргин.

— Против резкого качка к коммунизму, — объяснил Р.Т. — Народ, он же как дебил — его куда повернешь, туда и попрется. Поэтому пусть знает, что капитализм — дерьмо, но на Ленине — революции и коммунизме — притормаживает, потому что коммунизм — еще большее дерьмо, причем, как ты правильно заметил, не присыпанное новогодним конфетти, а политое геморроидальной кровью! Она же там, в заднице, алая, как знамя!

— Запускай, — размашисто расписался на рисунке Каргин. — Что еще?

— Еще две позиции в рекламной кампании по нашему проекту, — осторожно, как жаба из-под крыльца, выглянул из забрала Р.Т.

— Давай, — снисходительно махнул рукой, приглашая его за приставной столик, Каргин. Ему было плевать, как Рэтэ (рот) тратит (поедает) рекламный бюджет. Каргин (в очередной раз!) мысленно восхитился мудростью президента, ненавязчиво воспитывающего у своих соратников равнодушие к деньгам. Он отваливал им столько, что соратники тонули в деньгах, как... народ в дерьме русского капитализма?

— Диалоги об одежде в прямом эфире.

— И все? — разочарованно спросил Каргин.

— Не совсем, — продолжил Р.Т. — В конце беседы ведущая и участник, ну там историк, модельер, специалист по новым материалам, тканям, срывают с себя одежду и кидаются друг на друга в порыве неудержимой страсти. Естественно, сам процесс мы показывать не будем, но зрителя разогреем.

— А... зачем это? — поинтересовался Каргин.

— Чтобы бежали в магазины брать нашу одежду, потому что наша одежда — это любовь. Бабам — юбки с косыми подолами. Мужикам... Во что ты хочешь одеть русских мужиков? — кольнул Каргина глазами­-гвоздиками Р.Т.

— Дизайнеры работают, — хмуро ответил Каргин.

О Выпи и Биве по-прежнему не было ни слуху ни духу.

Он молчал.

Ни у кого ничего не спрашивал.

И все вокруг молчали.

Заговоренная (от слова «заговор») матрешка казалась монолитной. Раздвигающая корпус линия не просматривалась, но Каргин знал, что монолит должен треснуть. Матрешка с сухим скрипом разделится, как библейский дом «в себе», и на свет явится другая матрешка. А там, глядишь, и... морская, в золотой чешуе с плавниками.

Чего тебе надобно, старче?

Ему было плевать, когда и как это произойдет. Более того, Каргину не хотелось, чтобы вообще что-то происходило. Прелесть ничтожества — естественное состояние малых сих — казалась ему высшей и последней стадией божественной милости. Неужели, ужасался Каргин, я лишился этой милости, как... Р.Т. — нормального детства и любящей семьи?

— Нам некуда спешить, — согласился Роман Трусы, — но... сроки поджимают. Это как жизнь, — добавил после паузы. — Человек готов жить вечно, но кто ж ему позволит?

— Тебе бы служить в разведке, — покосился на него Каргин. — Ты читаешь мои мысли.

— Но не направляю их в нужную сторону, — честно признался Р.Т. — Таких разведчиков расстреливают, как раньше расстреливали священ­ников.

— При чем здесь священники? — удивился Каргин.

— Если они не обратили народ к Богу, зачем они? — развел руками Р.Т. — Так, наверное, решили большевики.

— Если в этом высшая справедливость, — сказал Каргин, — то я, как Достоевский, навсегда остаюсь с Христом, но мира Божьего, как Иван Карамазов, не приемлю.

— Не важно, — возразил Р.Т., убирая в папку рисунок, — приемлешь ты его или нет. Ты в нем существуешь. Остальное...

— Цветущая гниль, — подсказал Каргин.

— Я часто думаю, что такое сумасшествие... — задержал взгляд на стене, где соседствовали государственный орел, застекленная (после телефонного разговора Каргин повесил ее прямо у себя над головой) фотография президента и икона, Р.Т.