Онлайн книга «Любовь и жизнь как сестры. Личные истории знаменитых людей»
|
– Так, эту тему отработали. Теперь насчет самоуважения и уважения. – Я боюсь, что я ничего специально не достигал и не выстраивал над собой никакой крыши. Скорее надо бы спросить жертв моих оценок, почему они все принимают и не спорят со мной. Отчасти даже обидно. Я припоминаю один-единственный случай, когда Маша Распутина сказала: а кто, вообще говоря, такой Троицкий, я читала в детстве его статью о группе «Queen», он и «Queen» тоже ругал, какой же это, к черту, специалист и авторитет? Я был очень рад такой отповеди, потому что обычно этого не делают. Потом мне приятно было бы поспорить. – А почему с вами не спорят? – Ой, да я не знаю. В общем-то, скучно быть каким-то непререкаемым авторитетом. Я думаю, что, может быть, отчасти это связано с тем, что если я высказываю какие-то мнения, в том числе и резкие, то они более или менее умно аргументированы. То есть не простые эмоциональные наскоки, а результат какого-то анализа, основанный на фактах, сравнениях и так далее. В принципе, я думаю, со мной очень сложно спорить. Потому что уж если я начну это делать, я не помню случая, чтобы я кого-то не переспорил. – Вам стало как будто тесно в рамках только музыки. Вы завели в «Новой газете» свою рубрику. Это душевная потребность высказаться о времени или просто ремесло? – Это ни в коем случае не ремесло, поскольку ремесло – то, что человек делает ради выживания или карьерных устремлений. В данном случае, и с точки зрения материальной, колонка почти ничего не дает. Так что да, это потребность. И для меня, может, самое интересное, наряду с моей радиопередачей, из всего, что я сейчас делаю. – В чем ваша позиция? – Я думаю, моя позиция может быть определена двумя вещами. Во-первых, стремлением быть умным, и, во-вторых, стремлением быть честным. Всё. Больше ничего. У нас масса неглупых людей, которые пишут в газету и выступают по телевидению. Но, как правило, свои интеллектуальные способности они ставят на службу конъюнктуре – левой, правой, финансовой, идеологической. – А вы продолжаете оставаться независимым? – Я думаю, что я абсолютно независим, и, собственно, поэтому я пишу в «Новую газету», которая, как мне кажется, осталась последней газетой, действительно не подвешенной ни за какую веревочку, кончик которой упирается в чей-то жирный палец. Не могу сказать, что я во всем согласен с «Новой газетой», но, по крайней мере, я уважаю то, что они никому задницу не лижут. Это уникальное качество для средства массовой информации в современной России. – Вы не принимали советской власти, теперь не принимаете власти денежного мешка? – Нет, конечно, не принимаю. – А что вам помогало и помогает сохранять независимость? Это природное свойство, воспитанное, или материальная независимость вам дала такой статус? – Никогда об этом не думал. – Подумайте сейчас. – Скорее всего, все то, что вы назвали, в той или иной пропорции. Хотя я думаю, что материальная независимость тут на последнем месте, поскольку я прекрасно помню буквально нищенское существование в 70—80-е годы, когда не на что было купить проездной билет, или в середине 80-х, когда меня отовсюду изгнали, повсюду запретили за какую-то эстетическую и идеологическую неблагонадежность. У меня абсолютно не было денег, но я себя прекрасно чувствовал и делал то, что хотел. Хотя нынешние времена намного жестче в этом отношении. И теперь, если бы у меня не сложилась эта толстая денежная подушка подо мной, может быть, мне и пришлось бы чем-то поступаться. Слава богу, пока не приходится. – Вы производите впечатление денди. Несмотря на рубашку такую расхристанную. Вот этот дендизм, определенное высокомерие, отчего народ может брызнуть в разные стороны, – вы культивируете? Вы из простых или сложных? – Я не могу сказать, что я культивирую. Наверняка нет. По поводу простых или сложных – не могу ответить. То есть я думаю, что на самом деле существует какая-то внутренняя диалектика. Я до некоторой степени верю в астрологические характеристики. Я родился под знаком Близнецов, которым свойственны раздвоенность, шизофрения, постоянно борющиеся два начала. Во мне это все есть. То есть простой и сложный, сноб или человеколюб – все намешано. Время от времени проявляется одно, потом другое. Но одно я могу сказать абсолютно точно: что я никогда в жизни не работал над собой в плане воздействия на окружающих. В плане самосовершенствования —сколько угодно. Но в плане имиджа, репутации, впечатления, которое произвожу, – никогда в жизни эти вещи меня не волновали. – А «учитесь властвовать собой»? – Властвовать собой очень сложно. Я активно работал над собой в плане, скажем так, не то что выдавливания раба – этого во мне никогда не было, – а чтобы быть лучше, честнее. То есть анализировал свои поступки. Я всегда стараюсь поступать хорошо. – Вы из себя выдавливали подлеца, скажем так? – Да, подлеца и вруна, и человека, который идет на сделки с собственной совестью. Сделки с совестью у меня никак не получаются. Я просто решил, что мне при моем внутреннем устройстве намного проще быть честным и порядочным человеком, потому что каждый раз, когда я знаю, что поступаю нечестно и непорядочно, меня начинают угрызать какие-то страшные мысли. – Ну хорошо, а страсти разрывают? Как ваша любовная жизнь протекала? – Бурно всегда. Нет, это очень интересно, конечно, быть влюбленным, быть подверженным страсти. Просто это лучшие минуты, часы, дни, недели человеческой жизни. Естественно, не слишком все это продолжительно, но безумно красиво. В последние годы я стал семейным человеком. Сначала у меня была одна семья, теперь – другая. Точнее, раньше была жена, потом стала семья. И это что-то новое. – У вас была английская жена? – Нет-нет, все мои жены, их было три, русские. Бывали подруги из других стран мира, но жены со штампом – наши гражданки. С первой женой темная история. Мне тогда было девятнадцать лет, и все было очень странно, скоропалительно и скандально. Вторая жена – Света Куницына, которая вела программы о моде на НТВ. Третью жену зовут Марьяна. Она журналист, пишет рецензии, писала, точнее. – А почему семья? У вас появились дети? – Детей пока нет, но есть семейное ощущение. То есть ощущение того, что дом, в доме есть собака. – Это новое для вас чувство? – Да-да-да, абсолютно новое. То есть раньше меня по жизни вели в основном музыка, секс, путешествия, может быть, журналистика, а ничего такого домашнего-семейного не было. Это ощущение появилось совсем недавно и сразу вышло если не в лидеры, то по крайней мере выдвинулось вперед. – Вы любите жизнь? – Да, я неплохо отношусь к жизни, скажем так. Я не могу сказать, что люблю ее до трепета и безумно боюсь потерять… – А что значит не боитесь потерять? |