Онлайн книга «Талант и поклонники»
Меня только что торжественно поздравили, продемонстрировав результаты анализов. Я беременна. Как я умудрилась об этом не подумать, теперь мне самой уже не ясно. Дисфункция, нерегулярные месячные, закончившиеся таблетки, моя полная уверенность в своем бесплодии, все то, что произошло за последние два месяца, новая жизнь, новая работа, полный бардак в голове… Мне некогда было об этом думать. Подумала и забыла. Подумала, что надо бы сходить снова к врачу, что не следует, конечно, так все прерывать, раз уж лечилась столько лет — но мне-то как раз и не хотелось идти туда, где неизбежно пришлось бы отвечать на вопросы и признаваться, что у меня «новый партнер». К этому врачу можно идти, только когда у тебя все стандартно, как у всех и как всегда. Если не как всегда — значит, надо вываливать на стол свои внутренности, а гинеколог не психоаналитик, да и к психоаналитику я никогда не ходила. Словом, я не ходила два месяца к врачу, потому что не хотела. Но после того как меня тошнило всю ночь и почти весь следующий день. После того как я лежала пластом в квартире и выла от тоски, потому что все ушли, а плакаться в жилетку и звать на помощь мне было некого. После того как я несколько раз брала трубку, чтобы позвонить Ивану — и клала ее обратно, потому что гордая. После того как к вечеру я вдруг пришла в чувство и подумала, что отравиться нечем, а для нервного срыва все это продолжается слишком долго — после всего этого я выползла из дома и пошла в аптеку. И вот там уже, пытаясь выбрать себе что-нибудь желудочное и что-нибудь от нервов, я случайно взглянула на стенд с тестами для беременных — и у меня вдруг закрались подозрения. Врач из центра, долго ругавшая меня за то, что я пропустила осмотр и сорвала курс лечения, сперва не поверила, что такое возможно. А сегодня, когда все было уже окончательно ясно, сказала, конечно, сакраментальное, то, чего я и ждала: «Муж обрадуется». Я долго думала — говорить ей или нет, что ребенок не от него? Решила все-таки сказать — пусть будет, для науки. Сказала, что ребенок от другого мужчины и что с мужем я развелась. Что ж, так бывает — с одним нет, а с другим — да. И за этим, разумеется, последовал неизбежный вопрос: буду ли я оставлять ребенка? Я кивнула — и, выслушав все положенные речи, все соответствующие наставления, постаралась как можно скорее уйти. После теста у меня не было сомнений, я была уверена, что это беременность — но страшно так обмануться, и я постаралась как-то заморозить в себе все чувства, не думать ни о чем, пока не станет точно известно. Теперь все точно. На прощание мне посочувствовали и сказали, что радость большая, но одной с ребенком будет нелегко. Кажется, намечался даже бабский разговор из серии «как бы сделать так, чтобы муж не узнал, помириться и уверить его, что вот оно наконец пришло долгожданное…» или «как бы это превратить в брак с тем, кто…» — но это я в корне пресекла и сбежала. А мальчик или девочка — этого, конечно, узнать пока было еще нельзя. Теперь надо искать Ивана. Все это время я думала о том, как ему сказать — да так и не придумала. В принципе мне даже ничего от него не нужно было — деньги у меня пока есть и, надеюсь, будут. Хотя кто знает — с расходами на врачей аванс мой быстро улетучится, роман пока не принят, закажут ли мне еще — никто не знает, да и смогу ли я вообще, поглупевшая, как глупеют, говорят, все во время беременности, писать дальше — никому не известно. А потом-то и вовсе будет не до того, чтобы писать. А кроме этого я по-прежнему ничего не умею. Значит, если писать не получится, буду в лучшем случае сидеть где-нибудь, как Людмила, и править чужие тексты. Кстати, беременная я вряд ли подойду издательству в качестве «нового лица», и директор их перестанет смотреть на меня как раньше, а следовательно, контракт под вопросом. С директором я и не разговаривала с того вечера, и что он обо мне сейчас думает, не могу даже вообразить. Но сейчас все это опять же не важно. Я приезжаю к нему домой, поднимаюсь на третий этаж — дом старый, лифта нет, но ходить-то мне пока еще не трудно, пока все как раньше. Дверь мне открывает соседка, и я прохожу к Ивану под аккомпанемент ее традиционных комментариев. — Здравствуйте, Марья Петровна! — Здравствуй, блядь. — Погода хорошая сегодня, Марья Петровна, солнце, тепло. Ко всему можно привыкнуть и начать относиться с юмором. Иван сидит на полу, на матрасе, разбирает груду каких-то старых снимков. Показывает мне пачку. — Вот, гляди какая хреновина. — Господи, что это? — Заказчик принес. Хочет, чтоб вот этим сайт оформить. — А что это вообще — порнография или сборочный цех шарикоподшипникового завода? Я уже почти научилась говорить с ним на этом быстром, ироничном языке. Почти всему уже научилась и стала почти уже как они все. Тем более что я пишу роман, я «принята в цех», у меня самый крутой парень, какого только можно найти — и я очень стараюсь. — Почти сборочный, почти шарикоподшипникового. Нет, тут интересные вещи попадаются — есть из чего выбрать. Я сажусь к столу — на единственный стул у компьютера. — Чего так сидишь, раздевайся. Чаю хочешь? — Нет, не хочу. Мне тебе надо одну важную вещь сказать. Можешь оторваться? — Могу. Что за вещь? — Я беременна. Он убирает фотографии в пакет, открывает окно, садится на подоконник и достает сигарету. Щетина, мягкие чуть взлохмаченные волосы. И глаза — непонятного цвета. — Давно узнала? — Сегодня. То есть позавчера — но надо было проверить, точно ли так. — Ясно. Ты не предохранялась? — Нет. Ты тоже ведь не предохранялся. Он делает вид, что не волнуется. Что не переживает. — Заразы я не боюсь — все равно не убережешься. А таблетки, я думал, ты принимаешь. — Нет, не принимаю. Мне все равно не удавалось забеременеть. Никогда не удавалось. Я даже об этом не думала. — А сейчас, значит, удалось. — Да. Я не нарочно, это же получилось само. Что скажешь? Он курит. — Скажу, что детей я сейчас заводить не планирую. Делай аборт. Вот она, та самая фраза. Та фраза, на которой все должно было закончиться. Как будто я с самого начала это знала. — Ты уверен, что не хочешь ребенка? Как я ни готовилась, этот вопрос дается мне с трудом. Как ни готовишься, все равно есть надежда. И надеешься все равно до последнего на то, что надо будет спросить: «Ты уверен, что хочешь?» — а не то, что я сейчас через силу спрашиваю. — Уверен. Дети мне сейчас не нужны. Дети — это зависимость. Я не хочу зависимости. Если я сейчас буду думать о детях, ни мне, ни кому другому не будет от этого никакой пользы. Извини, я понимаю, что тебе хотелось бы другое услышать — но я тебе говорю как есть. Я не хочу детей, по крайней мере сейчас. У меня нет ни денег, ни желания — а без желания ничего не получится. Я не хочу жениться и не хочу заводить детей, сейчас. |