Книга Непохожие поэты. Трагедия и судьбы большевистской эпохи. Анатолий Мариенгоф, Борис Корнилов, Владимир Луговской, страница 84 – Захар Прилепин

Потом район Иолатани. Верхом 54 версты к Керим-хану. Уцелевший феодал — вождь белуджей (25 000 человек из Британской Индии). Шатры в пустынных степях. Колоссальная чёрная палатка хана. Телохранители. Угощение на коврах, длиннейший пир с рассказами об охоте, винтовках, конях и перестрелках. Живописные костюмы свиты и младших ханов. Дикая помесь советизации и феодализма. Четыре жены (одна очень красивая) во второй половине палатки. Охота вечером. Ночевали в особом для нас шатре на коврах и сутанах. Всю ночь горел светильник. У входа спали двое стражей с винтовками. Силуэты верблюдов на звёздном небе. Ночью стук копыт каких-то всадников и песня мальчика. Утром — опять плов, кок-чай, пити (кушанье), охота, стрельба в цель, фотографирование. Уехали в 2 часа. Скакал как сумасшедший. Подстрелил орла. Хан подарил мне свою плеть (камчу). Озёра красных маков, подснежников и еще каких-то неведомых цветов. Здесь лето.

Гигантские плотины Мургаба. Огромные озёра весенних вод. Десятки белых цапель. Миллионы птиц. Черепахи на каждом квадратном метре.

<…> Я одичал страшно. Загорел и поздоровел. Буквально нет свободной минуты. На ногах — мозоли от седла».

Однажды пересекали пустыню на конях, им выдали оружие, которое могло пригодиться. По пути им снова попались белуджи-кочевники, но эти слишком подозрительно и навязчиво смотрели на Луговского: у того висела на плече хорошая английская винтовка. Едва расстались, местный провожатый посоветовал прибавить ходу — кочевники признали своё оружие, которое забрали у их убитого соплеменника во время одного из боёв. Мчали, ожидая погони.

Тихонов писал потом, что под утро Луговской «смотрел какими-то расширенными глазами, точно видел перед собой нечто необыкновенное…».

— Я ещё не знаю ничего, но я должен сказать — всё это мне безумно нравится… — признавался Луговской.

В поездке Тихонов не мог налюбоваться на Луговского. Тот оказался отличным и неутомимым наездником, — а Тихонов в этом знал толк: он был самый настоящий гусар и во время Первой мировой участвовал в конных гусарских атаках. Описывал Тихонов своего нового замечательного товарища так: «широкоплечий, с решительными движениями, строгий, подобранный, втянувшийся в трудную кочевую жизнь».

В пустыне им встречались вараны, они передвигались — по остроумному, хотя и не совсем точному замечанию Тихонова — «как заведённая модель крокодила».

Когда воссоединились с бригадой — начались выступления. Один раз добирались на грузовике всей командой к месту очередного митинга — на мосту под колёсами рассыпался настил из брёвен, грузовик съехал за край и завалился прямо на крону огромного дерева, ежесекундно рискуя обвалиться с пятидесятиметровой высоты. Выбирались из кузова по одному. Последним шагнул на землю Тихонов — через миг грузовик рухнул вниз.

Это была бы потеря для советской литературы, когда б разбились все…

Ночью тарантулы бегали по одеялам, к ним привыкли.

Однажды угодили в самум — большую палатку на шестерых налетевший шквал унёс мгновенно, её потом так и не нашли; было по-настоящему страшно, но всё обошлось.

Другой раз, пишет Луговской, «скача по развалинам великого Мерва, на полном карьере, один, провалился в какую-то могилу или чёрт знает что, но лошадь вынесла».

На встречах и разнообразных посиделках Луговской много пел, он это замечательно умел делать — причём Тихонов говорит, что не только чужие песни исполнял, но и свои стихи на собственные мелодии.

На месте эти двое усидеть не могли никак и в любой свободный час отправлялись куда угодно — к развалинам, в пески, к новым людям.

Были у одного зоотехника, он рассказывал о своём туркестанском житье, его жена в разговор не встревала, но уже потом, когда прощались, кто-то из поэтов спросил женщину: как вам тут, не скучно? а газеты читаете?

Она говорит: да нет, не скучно, газеты читаем, но с опозданием. Вот вчера пришла газета, какой-то там у вас умер… как его?.. Каковский, таковский… Маяковский! Не знаете?

…Шли к месту ночлега ошалевшие от новости, никак не умея поверить в случившееся. Газету зачем-то забрали с собой: вдруг, пока будут возвращаться, новость пропадёт?

Маяковский являлся, наверное, важнейшим поэтом той поры для Луговского. Кумиром юности был Блок (и его влияние сохранилось на всю жизнь). Затем — влюблённость в Гумилёва (и это чувство тоже не исчезнет многие годы). В 1920-е явился в полный рост Маяковский — масштаб его был очевиден многим.

Недаром вождь конструктивистов Сельвинский оспаривал именно Маяковского и претендовал на его место. Луговской, надо сказать, никогда не страдал зудом пошатать чужие авторитеты.

…Проговорили всю ночь о нём.

Остальная часть бригады уехала в Москву намного раньше Жюльверна-старшего и Жюльверна-младшего. Луговской с Тихоновым собрались в сторону большой России только в конце мая. В итоге получилось два месяца путешествия.

Незадолго до отъезда их в очередной раз куда-то унесло, рисковали опоздать на поезд. Рванули в ночь по ущельям.

Грузовик-полутонка, Луговской сел на платформу, «прямо на пол, — рассказывал Тихонов, — отдав себя на растерзание бешеным броскам машины, причём единственное, что он предпринял в защиту себя, — это пропустил под руки верёвки, охватывающие стенки грузовика, и стал похож на спускающегося на парашюте человека, запутавшегося в верёвках парашюта и прыгающего безостановочно с дерева на дерево».

«…тряска стала неимоверной. Мы въехали в белые лунные скалы».

Путешественников всю дорогу мучили виде́ния. Тихонов, который уселся с водителем, сначала увидел, как машина едет в пропасть (что, опять?! — едва не закричал) — оказалось, что здесь так падают тени, что от пропасти их чёрные языки не отличишь. Сама пропасть между тем была совсем рядом, и водитель непрестанно просил слушать, не свистят ли тормоза — на этом пути даже днём сорвалась уже далеко не одна машина.

Потом на дорогу выскочил белый танцующий зверь. Тихонов протёр глаза. Оказалось, обычный заяц.

Затем явилось другое животное, чёрное и торопливое, тоже похожее в свете фар на невесть что. Выяснилось, что всего лишь тушканчик.

Следом появились пляшущие голые люди возле костра с головнями в руках. Тёр глаза, но люди всё равно оставались и продолжали танцевать. Оказалось, это водители, не желающие пробираться по опасным ущельям в ночь, остановились переждать до утра, разожгли огонь и отгоняют скорпионов.

Вслед за этим Тихонов увидел целую улицу, полную людей, и сквозь эту толчею ехал их грузовик. Что там в это время видел Луговской, Тихонов потом постеснялся спросить. Потому что никаких улиц среди этих скал быть не могло.

Еле добрались до какого-то селения.

Луговской, пишет Тихонов, «сошёл со своего мрачного ложа, разбитый и зелёный, и мы курили папиросы, как демоны глухонемые».

«Шофёр не появлялся.

— Он умер, — сказал я.