Онлайн книга «Происхождение»
Раздались бурные аплодисменты. Лэнгдон с удивлением приподнялся на локте. Звездное небо над головой вдруг превратилось в большую переполненную аудиторию, по которой под восхищенными взглядами студентов в пиджаке марки «Харрис твид» расхаживал… Роберт Лэнгдон. Так вот она, моя роль, подумал Лэнгдон, устраиваясь поудобнее. – Для древних людей, – говорил с экрана вверху Лэнгдон, – Вселенная была полна тайн. Многое не поддавалось пониманию. И наши предки создали целый пантеон богов и богинь, чтобы объяснить то, перед чем разум был бессилен: гром, землетрясения, приливы и отливы, извержения вулканов, чума, бесплодие и даже любовь. Сюрреализм какой-то, подумал Лэнгдон, слушая самого себя. – Древние греки считали, что шторм на море вызван гневом Посейдона. Изображение Лэнгдона исчезло с экрана, но голос продолжал звучать. Огромные волны с грохотом прокатились по потолку, сотрясая все вокруг. Лэнгдон с изумлением увидел, как пенные валы преобразились в заснеженную тундру, по которой змеилась поземка. Повеяло холодом. – Наступала зима, – продолжал Лэнгдон за кадром, – это природа оплакивала ежегодное пленение Персефоны подземным миром. На лужайке опять потеплело, и заснеженный ландшафт постепенно трансформировался в гору, из вершины которой извергались клубы дыма, искры и лава. – Римляне считали, что каждая такая гора, – говорил Лэнгдон, – это дом Вулкана, бога-кузнеца, который стучит молотом по наковальне внутри горы, и из трубы его горна летят искры и пламя. Лэнгдон почувствовал, как запахло серой, и удивился, насколько искусно Эдмонд превратил обычную лекцию в захватывающее мультисенсорное действо. Извержение вулкана внезапно закончилось. В наступившей тишине снова застрекотали сверчки, над лужайкой повеял теплый ветер, запахло свежескошенной травой. – Наши предки придумали множество богов, – говорил Лэнгдон. – Нужно было объяснить не только загадки мироздания, но и вполне житейские тайны. Над головой снова появились звезды, но на этот раз с линиями, очерчивающими созвездия, и с изображениями соответствующих божеств. – Бесплодие было связано с немилостью богини Юноны. Любовь – это сердце, пронзенное стрелой Эрота. Эпидемии – наказание, которое насылает на провинившихся Аполлон. На потолке появлялись новые созвездия и новые боги. – В моих книгах, – продолжал Лэнгдон, – я пользуюсь термином «бог пробела». Когда у наших предков возникал пробел в понимании того или иного явления природы, они заполняли его соответствующим «богом». Вверху появился многофигурный коллаж из изображений и статуй древних божеств. – Для бесчисленных пробелов в знаниях требовались бесчисленные божества. Но вот прошли века, и настало время науки. В небесах возник коллаж из математических знаков и физических формул. – Наши знания о природе ширились и росли, пробелов становилось меньше, и пантеон постепенно пустел. Изображение Посейдона на потолке медленно отошло на второй план. – Мы узнали, – продолжал Лэнгдон, – что приливы и отливы обусловлены фазами Луны, и Посейдон стал не нужен. Изображение Посейдона с легким хлопком развеялось в дым. – Как известно, подобная участь постигла всех древних богов. Один за другим они умирали, ибо наш крепнущий разум уже не нуждался в их помощи. Изображение богов вверху стали меркнуть одно за другим: бог грома, бог землетрясения, бог, насылающий чуму… – Но не надо думать, – говорил Лэнгдон, пока боги исчезали с небес, – что они «безропотно уходили во тьму» [27]. Расставание с богом – сложный и долгий процесс. Верования глубоко коренятся в наших душах. Они впитываются с детства благодаря родителям, учителям, священникам. Религиозные взгляды изменяются на протяжении жизни нескольких поколений. И часто это сопровождается ужасами и насилием. Раздались воинственные крики и звон мечей, боги один за другим продолжали исчезать. Наконец, на небесах осталось изображение одного бога: суровое лицо, развевающаяся белая борода. – Зевс, – торжественно провозгласил Лэнгдон. – Царь богов. Самый грозный и почитаемый в языческом пантеоне. Зевс дольше других держал оборону. Он бился не на жизнь, а на смерть, чтобы «не дать погаснуть свету своему» [28]. Как, впрочем, в свое время бились те боги, на смену которым он пришел. Наверху появились изображения Стонхенджа, шумерских зиккуратов, великих египетских пирамид. И снова вернулся Зевс. – Почитатели Зевса так стойко выдерживали натиск христианства, что новой побеждающей религии ничего не оставалось, как сделать лицо Зевса лицом своего нового Бога. Бородатый Зевс постепенно трансформировался в Бога-Творца с фрески Микеланджело «Сотворение Адама» на потолке Сикстинской капеллы. – Сегодня мы не верим рассказам, подобным «биографии» Зевса, якобы вскормленного молоком козы и получившего силу от одноглазых чудовищ-циклопов. Теперь это назвается мифологией – собранием причудливых фантастических историй, позволяющих лучше понять мир, в котором жили наши суеверные предки. На потолке появилось фото пыльной библиотечной полки с кожаными корешками томов – старинные книги с мифами о божествах природы – Баале, Иштар, Осирисе и множестве других. – Сегодня все обстоит иначе, – провозгласил Лэнгдон. – Наши взгляды изменились. Вверху замелькали новые образы – бездонные глубины космоса, электронные чипы, медицинские лаборатории, ускорители элементарных частиц, ревущие реактивные самолеты. – Мы интеллектуально развиты и технологически продвинуты. Мы больше не верим в кузницу в недрах вулкана и в бородача с трезубцем. Мы не похожи на наших суеверных предков… Или похожи, прошептал Лэнгдон почти в унисон с записью. – Или похожи? – тут же прозвучало сверху. – Мы считаем себя современными, образованными, но и сегодня мировые религии призывают верить в чудеса: воскресение, непорочное зачатие, гнев Божий, насылающий чуму и наводнения, ожидающие нас после смерти адские муки или райское блаженство. Лэнгдон говорил, и на потолке появлялись знакомые христианские сюжеты: воскресение, Дева Мария, Ноев ковчег, расступившиеся воды Красного моря, картины ада и рая. – Попробуем представить, – продолжал Лэнгдон, – как посмотрят на нас историки и антропологи будущего с точки зрения достижений своего времени. Не покажется ли им наша эпоха с ее религиозными верованиями темной и непросвещенной? Не посмотрят ли они на наших богов так, как мы смотрим на Зевса? Не задвинут ли они наши «священные тексты» на пыльную полку истории? |