Онлайн книга «Столп огненный»
– Увы, ничем не могу помочь. Возможно, дело в том, что все мои друзья – тоже католики. Тительманс скривился. Эбрима в душе возликовал. Ему удалось выдержать этот допрос. В этот миг его окликнули из-за спины на сочном брабантском наречии: – Ба! Эбрима! Карлос! Как поживаете? Эбрима обернулся и увидел перед собой Альберта Виллемсена, мастера по металлу и своего шурина, который помог им, когда они прибыли в Антверпен шесть лет назад. Альберт построил надувную печь, такую же, как у них, и та не развалилась и не взорвалась. С Виллемсеном были его жена Бетье и дочка Дрике, четырнадцатилетняя красавица с ангельским личиком. Все семейство, насколько знал Эбрима, приняло протестантское вероучение. – Разве не здорово?! – вскричал Альберт. – Все эти люди поют во славу Божью, и никто не велит им замолчать! – Думай, что говоришь, – вполголоса произнес Карлос. Но вошедший в раж Альберт не замечал ни самого Тительманса, ни его креста. – Да брось, Карлос! Я знаю, ты человек разумный, вовсе не из этой банды твердоголовых! Сам видишь, здесь нет ничего, что могло бы прогневить любящего нас Всевышнего. – Заткнись! – процедил Эбрима. Альберт опешил, собрался было обидеться, но тут его супруга Бетье ткнула пальцем в инквизитора, и Виллемсен побледнел. Теперь и прочие заметили Тительманса, а большинство находившихся поблизости протестантов отвернулось от проповедника – инквизитор занимал их куда больше. Маттус и его дружки двинулись в сторону церковников, помахивая дубинками. – А ну назад, парни! – крикнул им Эбрима. – Вы тут не нужны! Маттус пропустил слова отчима мимо ушей и встал рядом с Дрике. Он изрядно вымахал за последние пару лет и еще не до конца свыкся со своим ростом. На юношеском лице страх смешивался с предвкушением. При этом он словно оберегал Дрике. Не влюбился ли мальчик? – подумал Эбрима. Надо будет расспросить Эви. – Декан Пьетер, мы должны вернуться в город! – сказал отец Гус. Тительмансу явно не хотелось уходить с пустыми руками. Указав на Альберта, он справился: – Кто это, отец Гус? Как его имя? – Прошу прощения, декан, но я не знаю этого мужчину. Эбрима восхитился тем, с какой уверенностью священник солгал. Тительманс повернулся к Карлосу. – Зато ты, сын мой, точно его знаешь, он окликал тебя, как закадычного друга. Кто это? Карлос растерялся. Тительманс прав, мысленно признал Эбрима: после столь теплого приветствия Карлос не сможет отрицать, что знает Альберта. – Ну же, сын мой, смелее! Ты назвал себя добрым католиком, значит, должен помогать матери-церкви выявлять еретиков. Если откажешься, тебя расспросят в другом месте, где у нас хватает средств развязывать языки и добывать правду. Карлос поежился; наверное, подумалось Эбриме, сразу вспомнил Педро Руиса и пытку водой в Севилье. Альберт смело шагнул вперед. – Не допущу, чтобы моего друга мучили из-за меня, – твердо сказал он. – Меня зовут Альберт Виллемсен. – Занятие? – Мастер по металлу. – А женщины? – Их это не касается. – Лишь Господу милосердному дано судить, а не нам. Кто они? – Я их не знаю, – с отчаянием в голосе проговорил Альберт. – Встретились по дороге. Наверное, шлюхи. – Они не похожи на шлюх. Ничего, выясним. – Тительманс повернулся к отцу Гусу. – Запишите: Альберт Виллемсен, мастер по металлу. – Потом подобрал подол сутаны, развернулся и двинулся обратно, в сторону города. Вся свита последовала за ним. Протестанты молча глядели вослед инквизитору. Тишину нарушил Карлос. – Вот же гадство! 2 Северная башня антверпенского собора имела в высоту более четырех сотен футов. Предполагалось, что башен в итоге будет две, но к строительству южной так и не приступили. На взгляд Эбримы, лишенная близнеца северная башня смотрелась даже выигрышнее, этаким одиноким пальцем, устремленным в небеса. Войдя в неф, он невольно испытал прилив восхищения. Над узким центральным проходом возносился сводчатый потолок, немыслимо, непостижимо высокий. Порой, особенно когда его глазам представало подобное зрелище, Эбрима спрашивал себя – а не существует ли христианский Бог на самом деле? Но потом напоминал себе, что ничто, возведенное человеческими руками, не в состоянии соперничать с могуществом и величием реки. Над массивным алтарем висела городская гордость, резное изображение Христа, распятого между двумя разбойниками. Антверпен был богатым и славным городом, поэтому его собор изобиловал картинами, скульптурами, витражами и драгоценностями. А сегодня к этой прорве сокровищ добавится картина Карлоса, друга и напарника Эбримы. Он надеялся, что это подношение собору угомонит отвратительного Пьетера Тительманса, утишит его инквизиторское рвение. Весьма неприятно иметь среди своих врагов великого инквизитора. С южной стороны располагалась часовня, посвященная святому Урбану, покровителю виноделов. Там и висела новая картина, покуда прикрытая алым бархатом. Скамьи в часовне предназначались для родных и друзей Карлоса, а также для гильдейских старейшин. Поблизости, желая первыми узреть новую картину, толпились около сотни человек – соседи и торговцы, все в своих наилучших нарядах. Карлос будто светился от счастья. Он восседал на почетном месте в соборе, что стоял посреди великого города. Предстоящая церемония должна была подтвердить его принадлежность Антверпену. Он чувствовал, что его любят, уважают и ценят. Прочитать молитву и принять картину явился отец Гус. В своей короткой проповеди он назвал Карлоса добрым христианином, который растит детей в благочестии и расходует собственные средства на украшение собора. И даже намекнул, что Карлосу суждено однажды сыграть заметную роль в городском совете. Гус Эбриме нравился. Каноник часто ругал протестантов в проповедях, но дальше этого не заходил. Наверняка ему претит помогать Тительмансу, и он соглашается с великим инквизитором лишь по необходимости. Пока отец Гус читал молитву, дети расшалились. Им тяжело было выслушивать столь долгие речи даже на родном языке, не говоря уже о латыни. Эбрима негромко шикнул на них, как и полагалось заботливому отцу. Завершив молитву, отец Гус подозвал Карлоса, чтобы снять бархат с картины. Карлос взялся за край алого покрывала, потом внезапно замер. Эбрима было подумал, что друг вознамерился произнести речь; это было бы ошибкой – мирянам не полагалось вести себя так в церкви, это правило нарушали разве что протестанты. Но Карлос спохватился и потянул за край – сперва неуверенно, затем решительнее. Бархат сполз по стене алым потоком, и картина предстала взорам. |