Онлайн книга «Каков есть мужчина»
– Теперь уже мы мало что можем с этим поделать, – говорит Ларс. Он с самого начала возражал против этой затеи – заведомо обреченной, как он считал. Он не хотел участвовать в этом. Сейчас он не вспоминает об этом. – Надо идти вперед, – говорит он. Александр едва сдерживает смех: – Это куда же? Ларс улыбается чуть печально. Он доел омлет и откладывает вилку. – Просто жить? – подсказывает он. На нем очень дорогие солнечные очки из черепахового панциря. – Просто жить, – бормочет Александр, глядя на море. Повисает долгое молчание. – Каковы мои дела? – спрашивает он мрачно. – Расскажи мне. В этом, собственно, и состоит цель их встречи – подвести итоги теперь, когда процесс проигран. И Ларс, распорядитель его состояния, адвокат, скрывавший его капитал в лабиринтах, простирающихся от Андорры до Нидерландских Антильских островов, говорит после нескольких секунд молчания: – Картина не очень радужная. Это Александр и так знает. Его основной капитал, «Русферрекс», когда-то второй в мире по объемам производитель железной руды, теперь не стоит ни цента. При фатальной избыточной задолженности компанию добило крутое падение цен на металл – таков был конец суперцикла, который Александр не смог предусмотреть. Ларс, как и многие другие, отговаривал его от этой амбициозной, приправленной задолженностями программы расширения – любой, кто смотрел в сторону Китая хотя бы одним глазом, не мог не замечать этой опасности. Но Александр не слушал. Ему не приходило в голову, что он мог заблуждаться. Другие его активы в сфере добычи ископаемых «Русферрекс» тоже потянул за собой вниз из-за взаимосвязанных счетов. Украинская авиалиния, которой он владеет, подлежит ликвидации. («Сроки, – как выразился Ларс, – были субоптимальными».) (Вердикт Александра не столь обтекаем: «Это была дурацкая, гребаная затея».) Какое-то время они говорят о московском банке Александра – осталась ли в нем хоть какая-то искра жизни. Ответ, судя по всему, отрицательный. Затем Ларс произносит: – Но у вас все еще есть несколько значительных активов, насколько я знаю. – Давай-ка об этом. Ларс вынимает клочок бумаги из кармана своих льняных брюк. На бумажке что-то нацарапано. Он читает: – Дом в Суррее. Дом в Лондоне. Dassault Falcon [69]. Вилла в Сен-Бартелеми. Поместье Барбареско с виноградниками. И эта яхта. Все эти активы принадлежат офшорным фондам, их можно ликвидировать без налоговых обязательств, – говорит Ларс. – Плюс у вас есть миноритарный пакет акций белорусского оператора сотовой связи с дочками в Молдове и Черногории стоимостью, пожалуй, двадцать миллионов стерлингов. Александр говорит: – А, ну да, это. – Этими акциями владеет фонд в Гибралтаре, – говорит Ларс. – А как так получилось? – спрашивает Александр. – Когда вы занялись разработкой бурого угля, – говорит Ларс. – Ну да. – Вы собирались перевести часть активов в дочернюю кампанию. – Да. – Вот такие у вас остаются активы, – говорит Ларс. – Их общая стоимость порядка двухсот семидесяти пяти миллионов стерлингов. По моим подсчетам. Один из стюардов – не Марк – подходит к ним с тележкой и наливает кофе из серебряного кофейника. Ларс благодарит его. Они сидят молча, пока стюард не уходит. Затем Ларс достает еще одну бумажку из кармана и говорит: – Теперь долговые обязательства. Александр добавляет несколько гранул подсластителя в кофе. – Врежь мне, – говорит он. – Судебные издержки – минимум сотня миллионов, и они еще растут, – сообщает Ларс. Сюда входят, хотя Ларс сейчас не говорит об этом, и два миллиона фунтов, которые Александр должен ему за работу, через мутный фонд, зарегистрированный в Лихтенштейне. – Плюс дополнительные задолженности по судебному разбирательству, – продолжает Ларс, – еще сотня миллионов. Это только приблизительно. Так что в целом выходит, скажем, двести миллионов. Может, чуть больше. И у вас остается, – Ларс наконец снимает солнечные очки, легкий загар подчеркивает пронзительно-синий цвет его глаз (ему уже за сорок, но выглядит он моложе), – от пятидесяти до ста миллионов? Александр, по-прежнему в солнечных очках, отводит взгляд в сторону и говорит жестко и отстраненно: – Есть еще кое-что, чего ты не знаешь. – И что же это? Ветер усиливается. На ярко-голубых волнах появляются барашки. Огромная яхта едва ощутимо покачивается. Александр говорит: – Ксения уходит от меня. Ларс удивлен, но молчит. – Да, – произносит Александр. Она сидела рядом с ним каждый день судебного разбирательства. Все эти долгие часы адвокатских словопрений. Под шарканье ног и шелест бумаг. Она сидела рядом с ним, иногда казалась обеспокоенной и участливой, порой подавляла зевок, когда адвокаты перешептывались за спиной судьи. Это все продолжалось более месяца. А потом, утром в четверг, было объявлено решение суда. И главным оказалось не то, что он проиграл, а что это фактически стало его полным финансовым крахом со всеми вытекающими последствиями. Главным было то, что сказала судья. – В выражениях она не стеснялась. – Даже Ларс признал это. И пока она говорила, Адам Спасский едва заметно улыбался с этим странным отсутствующим выражением в прозрачных голубых глазах. Только увидев эту улыбку, Александр действительно понял, что все это происходит на самом деле, а не привиделось ему в кошмаре. Что это его жизнь. Столкнувшись с репортерами на лестнице у выхода, он испытал шок. Как будто потерялся. И эта жуткая улыбка перед глазами. Телохранители поспешно повели его к «майбаху», Ксения повисла у него на руке. И вот он дома, на Лоундес-сквер. Затененные комнаты, как в отеле. В безликом интерьере – «спасибо» дизайнерам. И там, в гнетущей тишине дома, она сказала ему: – Я ждала достаточно долго. Не хотела делать этого во время процесса. Теперь процесс окончен. Он кричал на нее. – Бесполезно, Александр, – бросила она. – Лучше скажи, когда ты последний раз действительно замечал меня? Когда последний раз ты думал о том, чего могла хотеть я? Зачем я тебе? Тебе даже секс больше не интересен… |