Онлайн книга «Самое шкловское»
|
— Всё рефлексы да рефлексы. Пора для такого количества рефлексов придумать новый термин — например, психология. Вот мы такого термина не придумали. Сигналы, — но сигналы чего? Ведь в результате если разобрать все мои работы по сюжету, то мы видим, что искусство стремится восстановить ощущение. Ощущение чего? И тут я начинал доказывать, что искусство развивается вне зависимости от чего бы то ни было. Таким образом, будучи эмпирически прав, будучи прав в своей борьбе с символизмом, в борьбе с махизмом, будучи прав в физиологической основе явлений, я принял временную связь смен форм искусства, не похожих друг на друга, за причинную связь. Маяковский в это время терпеливо добивался, чтобы мы издавали свои вещи. Мы вместе с ним ходили к Луначарскому. Маяковский доставал нам деньги, втягивал нас в ЛЕФ, но у него своя поэтика, и его выведение из автоматизма было другое. ‹…› Стих Маяковского
Работа тогдашних теоретиков, связанных с Маяковским, была неполна. Маяковский ею очень дорожил, он вместе со мной добивался у Анатолия Васильевича Луначарского возможности для нас издавать книги, но мы тогда издали не много. Говорили мы интереснее. Мои основные работы были посвящены сюжету и не имеют прямого отношения к стиху. Работы Брика по ритмике так и не были докончены. Их и недоконченными надо издать. Мне сейчас легче написать о рифме. Начнем с того, как относились к рифме символисты. Звукам хотели тоже привязать точную символичность, прямую значимость. Русский язык имеет то свойство, что в нем слабо осуществляются безударные слоги. «В произношении Блока, — говорит Андрей Белый, — окончания „ый“ и просто „ы“ прозвучали бы равно одинаково; а созвучия „обманом — туманные“ — сошли бы за рифму» [123]. Тургенев называл рифмы Алексея Толстого «хромыми». Толстой в письме возражал: Гласные, которые оканчивают рифму, — когда на них нет ударения, — по-моему, совершенно безразличны, никакого значения не имеют. Одни согласные считаются и составляют рифму. Безмолвно и волны рифмуют, по-моему, гораздо лучше, чем шалость и младость, чем грузно и дружно — где гласные совершенно соблюдены. 1859 г.
Тургенев видит рифмы. Алексей Толстой слышит их, более глубоко чувствуя русский стих. Уже Ломоносов рифмовал «кичливый» и «правдивый», а Сумароков горько его упрекал в большой статье своей «О стопосложении». Силлабо-тонический стих знал слоги ударные и неударные, но слога редуцированного, неосуществленного он не знал. Символисты придавали звуку мистическое толкование, и то, что было тенденцией развития языка, они осмысливали как рудименты мистических слов. Андрей Белый рассказывает про Мережковского: Или он примется едко дразниться поэзией Блока: — Блок — косноязычен: рифмует «границ» и «царицу». Как мячиками пометает глазками в меня, в Философова: — У Льва Толстого кричал Анатоль, когда резали ногу ему: «Оооо». Иван же Ильич у Толстого, когда умирал, то кричал: «Не хочу-ууу…» А у Блока: «Цариц-ууу?» «Ууу» — хвостик; он шлейф подозрительной «дамы» его; не запутайтесь, Боря, вы в эдаком шлейфе! [124] Вот этот кусочек про «цариц-ууу» — типичнейшая символистическая поэтика. Символисты занимались звуками языка, но придавали самим звукам эмоциональное и даже мистическое значение. Рифмы Маяковского сделаны по звучанию, а не по графическому сходству. Он давал звуковую транскрипцию рифмы постольку, поскольку это можно сделать средствами приблизительного правописания… Тренин в книге «В мастерской стиха Маяковского» пишет: В заготовках и черновиках Маяковского можно найти множество таких записей рифм: нево — Невой; плеска — желеска; как те — кагтей; самак — дама; апарат — пара. И т. д. и т. д. Подобного рода записи мне не приходилось встречать ни у одного поэта, кроме Маяковского. Характерная их особенность в том, что Маяковский решительно отбрасывает традиционную орфографическую форму слова и пытается зафиксировать его приблизительно так, как оно произносится (то есть создает некое подобие научной фонетической транскрипции) [125]. Мы издавали еще в 1916 году сборники по теории поэтического языка и в первом сборнике напечатали переводные статьи Грамона и Ниропа. Это были французский и датский ученые, которые довольно аккуратно доказывали, что сам по себе звук не имеет за собой эмоции. Так мы расчищали стол, на котором собирались работать. Нашими соседями и друзьями были Лев Якубинский, Сергей Бернштейн. Мы знали, что «у» в слове «цариц-ууу» и стон Ивана Ильича — явления разные. Вырождающийся символизм прицеплял смысл к хвостику. К «у». Стихотворение давало адрес. Адрес оказывался потусторонним. Стих Маяковского весь организован. Стих Маяковского в своем развитии разрешает многое в истории русского стиха. Маяковский отказался от силлаботонизма, от счета слогов. Уже Пушкин считал, что будущее русского стиха в русском народном стихе. ‹…› В новом русском стихе рифма оказалась победительницей. Предсказания Востокова, который говорил: «Прелесть рифмы была бы для нас еще ощутительнее, ежели бы употребляема была не так часто и не во всяком роде поэзии, но с умным разбором, в некоторых только родах для умножения игривости и сладкогласия» [126], — не оправдались. Востоков думал, что наш стих, двигаясь к стиху народному, потеряет рифму, но это оказалось тоже неправильным. Поиск шел большой. Не нужно думать, что Пушкин вообще решил вопрос рифмы. Он несколько раз говорил о том, что наша рифма исчерпана, и в то же время Вяземский утверждает, что Пушкин поссорился с ним из-за того, что он непочтительно говорил о рифмах. Вот это любопытное замечание Вяземского: Воля Пушкина, за благозвучность стихов своих не стою, но и ныне не слышу какофонии в помянутых стихах. А вот в чем дело. Пушкина рассердил и огорчил я другим стихом из этого послания, а именно тем, в котором говорю, что язык наш рифмами беден. — Как хватило в тебе духа, сказал он мне, сделать такое признание? Оскорбление русскому языку принимал он за оскорбление, лично ему нанесенное. В некотором отношении был он прав, как один из высших представителей, если не высший, этого языка: оно так. Но прав и я. В доказательство укажу на самого Пушкина и на Жуковского, которые позднее все более и более стали писать белыми стихами. Русская рифма и у этих богачей обносилась и затерлась [127]. |