Онлайн книга «След лисицы на камнях»
|
Московские сыщики расселись и стали пить чай с видимым удовольствием. «Изгаляются», – решил Возняк. – В августе вы помогали тушить пожар у Бакшаевой, – сказал Макар, решив зайти с другой стороны. Григорий едва заметно кивнул. – Не припомните, кто там был? Охотник, казалось, задумался. В действительности он взвешивал, не будет ли вреда от его ответа. – Ну, Красильщиков… Макар выразительно посмотрел на Бабкина. Поколебавшись, тот достал блокнот, который всегда носил с собой. Сергей полагал, что это лишняя трата чернил, поскольку на второй день они запомнили имена всех обитателей Камышовки, а Возняк, похоже, собирался перечислить от силы пару-тройку фамилий. Однако Илюшин взглядом приказал: «Записывай!», и Бабкин без лишних рассуждений повиновался. «Красильщиков», – неторопливо вывел он и дописал имя-отчество. – Надька Бакшаева, – добавил Возняк, следя за его действиями. «Бакшаева Надежда Павловна». – Кулешова. Сергей помедлил, вспоминая имя Кулешовой. – Капитолина она, – с видимым равнодушием сказал Григорий. – Игнатьевна. – И дождавшись, пока Бабкин занесет Капитолину в свой блокнот, против своей воли добавил: – Буркин, Семен Степанович… С Возняком происходило что-то странное. Поначалу он не собирался ничего рассказывать, но едва здоровяк начал старательно записывать за ним, словно школьник за учителем, Григорий вновь ощутил себя хозяином положения. Удовлетворение, в котором он не признался бы самому себе, пересилило неприязнь. «Не от меня узнают, так от любого другого», – сказал себе Возняк. – Гусева. Бурмистров – поддатый притащился. Калабаева только верещала, проку от нее не было. Он диктовал размеренно, без пауз, очевидно, держа перед глазами всех, кто помогал бороться с огнем. Из его слов складывалась типичная картина подобного рода происшествий: сперва прибежали самые активные и те, кто жил рядом; они, перепуганные близостью страшной угрозы, принялись тушить и кричать, созывая остальных. Кто-то ударил в проржавевший лист железа, висевший возле центрального колодца, от чего этот самый лист, носивший почетное имя «набат», рассыпался на куски. Тогда на огонь стали медленно, как бабочки-инвалиды, слетаться пьяные, нездоровые или совсем уж старики, кому и триста метров пройти было в тягость. Таким образом, процессия участвующих в тушении растянулась во времени на целый час. – Кто пришел последним? – спросил Илюшин. Возняк принялся загибать пальцы. Ну, Бурмистров, алкаш. Худяковский бомж, которого надо гнать в три шеи из деревни, поскольку проворонил огонь. Кто еще? Сама Худякова явилась поздно, но участвовала в деле наравне с мужиками. – А Маркелова? – спросил Сергей, оторвавшись от записей. Возняк надолго задумался. – Не было Таньки, – признал он. – Вроде потом мелькала где-то, когда все закончилось. Но тушили без нее. И Яковлева не пришла. «А окна Маркеловой выходят на площадку, где собирались устанавливать пионера с горном», – подумал Илюшин. – А что Красильщиков? – Он рано явился. За ним наши мужики сбегали, помогли огнетушители дотащить. У него их штук восемь, а то и больше. Трясется за свой драгоценный терем. – Последнюю фразу Григорий произнес с нескрываемым презрением. – У вас с Ниной Ивановной случилась когда-то ссора? – спросил Илюшин, словно продолжая давно начатый разговор. Возняк не ожидал такого резкого перехода. – С чего ты взял? – Люди говорят. – Какие люди? – Тяжелый взгляд остановился на Макаре. – Я тут слишком мало времени провел, Григорий Матвеевич, по именам никого пока не помню. Взгляд Илюшина был чистосердечен и невинен. – Я с ней не ссорился, – отрезал Григорий. – А не любит она меня, потому что стыдно ей. Много горя мне через нее пришло. – Что у вас с ней случилось? – Не твое дело. – А Вера Бакшаева? – с прежним простодушием спросил Макар. – Она успела прийти на пожар? Возняк сунул самокрутку в карман, неторопливо поднялся, распахнул дверь и застыл возле нее, молчаливо выпроваживая гостей. – Вы хоть кивните нам, Григорий Матвеевич: да, нет? – сказал Илюшин, остановившись напротив него. – Была жива Вера Бакшаева, когда вы раскопали могилу, или ее сестра сочиняет? Возняк уперся в него взглядом, от которого по загривку Бабкина пробежала ледяная волна. Чем-то неизъяснимо жутким повеяло от охотника. Воздействие его страшной застывшей фигуры было тем сильнее, что каких-то четверть часа назад он с детским тщеславием упивался своей осведомленностью и наслаждался их подобострастным вниманием. В эту минуту у Бабкина не осталось сомнений в том, кто выкинул их из деревни. Он понял, что это было второе предупреждение и что никакая сила не остановит охотника, если он решит свернуть им шеи и похоронить ночью в лесу. Дерзость Веры Бакшаевой, провоцировавшей Возняка, представлялась теперь совершенно невообразимой. «Уходим», – дернул он Макара. Илюшин не только не двинулся с места, но даже не отвел взгляда. Серые глаза встретились с темно-карими. Макар молча ждал ответа, приветливо улыбаясь, пока хозяин дома застыл в противоестественной неподвижности, словно выключенный на половине шага робот. Наконец Илюшин пожал плечами, вздохнул и вышел из комнаты. За каждую секунду этого немого противостояния Бабкин постарел на год. Однако на этом дело не кончилось. Когда они спустились с крыльца, Илюшин толкнул Сергея в бок, и, проследив за его взглядом, тот увидел под навесом темно-зеленый «Дастер» с прицепом. Пес лежал в конуре, положив голову на вытянутые передние лапы, и, кажется, дремал. – Протектор, – тихо сказал Илюшин. – Ты иди пока на улицу, а я быстро щелкну и догоню. Бабкин недоверчиво посмотрел на напарника: – Сдурел? – Я легко нахожу общий язык с собаками, – заверил Макар. – С той-терьерами. А эта корова тебя перекусит пополам и не чихнет. Стой тут. Если что – не ори и не дергайся. – Ну да, обычно-то я в критических ситуациях именно так и поступаю: ору и дергаюсь, – начал было Макар, но Бабкин уже приближался к машине Возняка, на ходу доставая телефон. Чертыхаясь, промахиваясь мимо иконки, Сергей, наконец, открыл нужное приложение. Присел на корточки, скользнул взглядом по конуре – и замер. Алабай наблюдал за ним. Ни черта он не спал, этот зверь без имени, выдрессированный понимать своего хозяина с помощью жестов. Уставившись ему в переносицу, Бабкин поднес к колесу телефон, дождался тихого писка фокусировки и вслепую нажал на кнопку спуска. |