Онлайн книга «След лисицы на камнях»
|
«Свихнулся», – подумал Бабкин. – Вагнер ему не понравился, – признал Красильщиков. – А хорошо пошел – ты смеяться будешь – Шаляпин! Я-то сам Шаляпина не очень… А ему ставил. Они помолчали. – Другого такого дома нет. И построить его невозможно! Воспроизвести – да. Только это будет копия бездушная, как пластиковый муляж по сравнению с живым яблоком. Здесь – люди жили, счастья было много, детишки бегали босиком, ножками своими топотали. Понимаешь ты? Иной раз глаза закроешь – и слышишь эхо той беготни… Он обернулся к сыщику и в самом деле зажмурился, будто прислушиваясь к звукам, не доносящимся до Сергея. – Михалыч… – нехотя начал Бабкин и осекся. – Ась? Давай выкладывай. – Если мы найдем тело Бакшаевой… Ты же понимаешь, что сядешь? – Это дело ясное, – согласился Красильщиков. – Кому тогда дом оставишь? Ему хозяин нужен. – Не знаю… Я бы доверил Худяковой. – Бабкин удивленно взглянул на него. – Она бы справилась, – заверил Красильщиков. – Только Нина Ивановна старенькая уже, как бы не померла раньше, чем меня выпустят. Человек нужен надежный, ответственный… Чтоб мог с людьми общаться… – С какими людьми? – не понял Сергей. – У которых разные старинные вещи. Думаешь, я почему их собираю? Я ведь сам детдомовский. У меня своей истории нет. Вырастили меня приемные родители, умерли уже, упокой их Господь. Но их история принадлежит им. Она не моя. А тут вокруг разлито прошлое, можешь искупаться в нем, как в реке. Я сначала по деревням ездил, тащил сюда всякую рухлядь. Потом люди сами приносить начали – не выбрасывать же, говорят. Пойдем покажу! Он потащил Бабкина в сарай. – Смотри: станины от швейных машин, а вот тут – утюги… – Они шли вдоль длинных полок. – Здесь инструменты, я половину не выяснил, как называются! Не успел… А прялка! Видал прялку? Работает! Красильщиков с детским восхищением уставился на Сергея. – Те коврики, что в спальне, ты сам прял? – подозрительно спросил Бабкин. Хозяин засмеялся и похлопал его по плечу. – Пойду я! Заболтал тебя, должно быть. – Андрей Михалыч! – вслед ему позвал Сергей. – У тебя у самого есть какие-нибудь подозрения? Насчет Бакшаевой. – Ты меня уже спрашивал, – откликнулся Красильщиков. – Нету. Здесь хорошие люди живут. «Хорошие-то хорошие…» – А не видел ты под своими яблонями разрытую землю? Свежевскопанную. После того, как пожар случился. Не обращал внимания? Красильщиков обернулся. – Хочешь сказать, Бакшаева может быть закопана здесь? У нас под ногами? – Так было разрыто, нет? – Не было, – покачал головой Красильщиков. – Ты ищешь не там. – Хозяин наш – чокнутый, – сказал Бабкин Илюшину, когда тот вернулся и они остались одни. – У него мания! Идея фикс! Макар как-то странно покосился на него. – Чего это ты зыркаешь? – Серега, да ведь ты точно такой же. Красильщиков терем восстанавливает, ты преступников ловишь. Просто тебе повезло: ты раньше нашел свое призвание. А он позже, зато теперь – видишь, как нагоняет упущенное время! – Что ты несешь? – Тебя куда ни помести, ты будешь ловить преступников. А Красильщиков везде будет из старого делать новое. Он жизнь вдыхает в почти умершее, а ты упорядочиваешь частицы этой жизни согласно закону, который у тебя в голове. – Закон на бумаге писан, – буркнул Сергей. – В голове, в голове, – сказал Макар. – У те- бя уголовный кодекс преобразован в молекулу и встроен в твою ДНК. Ты генно-модифицирован под служение обществу! – Иди в пень, – сказал Сергей. Рассуждения Илюшина ему смутно не нравились. – Себя модифицируй! – Себя не хочу. А что тебе не нравится? – Как-то это мерзко звучит: модифицирован… – Что поделать, Серега: вы оба – идейные. – А ты, значит, над схваткой? – Я лишен скелета внутренней кристаллической решетки, ограничивающей меня в выборе действий. – Это называется беспринципность! – Это называется свобода! – Недобрый ты, – помолчав, сказал Сергей. – Был веселый циник, а стал злой циник. Что с тобой происходит? На людей бросаешься… на меня вот… Илюшин, кажется, хотел отшутиться, но передумал. – Сам не знаю, – без улыбки сказал он. – Такое чувство, будто во мне засело какое-то мерзкое существо и я смотрю на все его глазами. Понимаю, что речка – мерзавка, облака – идиоты… Как в «Обыкновенном чуде». – Саша из-за этого ушла? – Наверное… Хуже всего то, что мне скучно. Раньше я скучал без работы. А сейчас ловлю себя на том, что мне скучно, даже когда у нас есть дело. – Типун тебе на язык, – помрачнел Сергей. – Сейчас накличешь веселье, всем тошно станет. Красильщиков позвал их ужинать, и разговор на этом закончился. После еды Макар вышел на улицу, а Бабкин вернулся к себе. Он смотрел из окна на темнеющее небо, на желтые ялики фонарей, плывущих над занесенной дорогой, и думал о том, что здесь все-таки хорошо. Хорошо! И дышится глубже, и чувствуется острее. А ведь ноябрь! Грязно, путано, скверно, промозгло. И все равно что-то такое разлито в воздухе: то ли благодать, то ли Красильщиков чрезмерно побрызгал на себя одеколоном. Илюшин постоял в саду, под укрытием ветвей, а затем побрел за ворота, сам толком не зная зачем. Гулять не хотелось. Выйдя наружу, он остановился. Вот же оно: дом стоит, свет горит, и даль видна из окна сине-голубая, ясная, с алой каймой зари. Отчего же нигде и никогда у него не возникало такого чувства обездоленности, как в русской деревне? – Обездоленный, – вслух повторил Макар. Он помнил, что это значит «несчастный», но для себя переводил иначе, буквально: без доли, без судьбы. Была судьба – да отобрали; вилась тропа под ногами, да вдруг натянулась ниточкой и лопнула; раскинулось вместо пути бескрайнее поле: идти хоть на все четыре стороны. Да только зачем? Кто-то ткнул его сзади под коленки. Макар обернулся и увидел Чижика. – Что, псина неприкаянная? – Он потрепал пса по загривку. – Тоже грустишь? Пойдем-ка в терем, покормим тебя. На сытый желудок лишь человеку тоскуется. * * * Александра Бурляцкая могла выйти замуж и сменить фамилию, могла уехать и раствориться бесследно в другой стране. Однако удача, повернувшаяся к Илюшину лицом в тот момент, когда он зачем-то решил помыть ноги чужой старухе, по-прежнему сопутствовала ему. Илюшин вбил в поисковик фамилию, и в ответ выпал единственный профиль на «Фейсбуке». Бурлуцких было множество, Бурляцкая всего одна. |