Книга У любви свои законы, страница 73. Автор книги Линда Ховард

— Нет, — буркнул Грей, яростно запустив пятерню в волосы. — Она уперлась так, что ее с места не сдвинешь. — Он поднялся из-за стола. — Ладно, я пошел.

— Куда? — удивленно и одновременно настороженно спросила Моника.

— Прогуляюсь. — Он чувствовал себя норовистым жеребцом, который почуял кобылицу, но не имеет возможности приблизиться к ней. Кровь стучала в висках, он не мог сидеть на месте. Ему хотелось, чтобы вокруг него все гремело и сотрясалось, хотелось грозы, но небо, как назло, было ясное. Это его немало раздражало. — Когда вернусь, не знаю. А с бумагами, Алекс, разберемся завтра.

Моника проводила его обеспокоенным взглядом. Она не знала, что и подумать. Похоже, Грей все больше запутывается в сетях этой женщины. Она не могла понять, как же он смеет — после всего, что довелось пережить им всем, после всех страданий. К тому же Майкл был у нее дома! Монике не хотелось, чтобы он вообще приближался к Фэйт Девлин. Все женщины из этой семейки как пауки. Они плетут свои хитроумные сети, в которые попадаются все мужчины, у которых хватает неосторожности приблизиться к ним.

Алекс покачал головой, в глазах у него была тревога.

— Пойду пожелаю спокойной ночи твоей матери, — сказал он и ушел наверх. Ноэль удалилась в свою личную гостиную на втором этаже сразу же после ужина, сославшись на усталость, но на самом деле ей просто уютнее было наверху, подальше от людей.

Он оставался там примерно с полчаса. Моника все еще сидела в кабинете, когда он вернулся от матери. Спускался Алекс с лестницы медленнее, чем поднимался. Остановившись на пороге, он взглянул на Монику. Глаза их встретились. Ее охватил страх, когда она увидела, что он потянулся рукой к выключателю.

Свет в комнате погас.

— Дорогая, — проговорил он, и Моника поняла, что он обращается сейчас не к ней, а к матери.

Фэйт ходила взад и вперед по комнате, будучи не в состоянии ни читать, ни смотреть телевизор. Несмотря на высказанное ею твердое решение никуда не уезжать, на душе было тревожно, как никогда. В кухню, после того как в ней лежала дохлая кошка, смогла зайти лишь через силу. Приготовила себе скудный ужин, да и к нему почти не притронулась.

Она снова позвонила Рини. Фэйт знала, что еще не время, но все же набрала мамин номер, повинуясь какому-то неясному импульсу. Позвонила не столько в поисках поддержки, сколько из-за того, что, кроме родства, их теперь крепко связывала еще одна вещь: мужчины из рода Руярдов.

— Мама, — сказала она в трубку, чувствуя, что голос слегка дрожит, — мне нужна помощь.

На том конце провода повисла минутная пауза, потом Рини настороженно спросила:

— А в чем дело?

Материнская тревога за ребенка была для нее неестественной реакцией.

— Кто-то оставил в моем почтовом ящике мертвую кошку, и еще я получила две записки с угрозами. Мне приказано прекратить ходить в город с расспросами, если я не хочу, чтобы меня постигла та же судьба, что и кошку. Я не знаю, кто все это делает…

— Что за расспросы?

Фэйт ответила не сразу, боясь, что, услышав, Рини тотчас бросит трубку. Но все же сказала:

— Про Ги.

— Черт возьми, Фэйт! — взвизгнула Рини. — Я ведь говорила тебе, чтобы ты перестала вынюхивать! Но разве ты меня когда слушала? Вот и получила! Ты понимаешь, что тебя могут убить, если ты не прекратишь заниматься этим?

— Как Ги, да? Ведь его убили, мама? И ты знаешь, кто убил, не так ли? Поэтому и уехала.

Рини шумно задышала в трубку.

— Не лезь в это дело, — почти взмолилась она. — Я не могу тебе рассказать. Я обещала, что буду молчать! У него мой браслет. Он сказал, что если у меня развяжется язык, он представит все дело так, что это я убила. Положит браслет рядом с Ги. Все подумают, что у нас с ним вышла драка и я его убила.

После нескольких недель неосознанных смутных подозрений, после всех расспросов, всех тупиков услышать наконец правду… Фэйт оказалась не готовой к этому. Ей не сразу удалось отойти от потрясения и взять себя в руки.

— Ты любила Ги, — наконец произнесла она убежденно. — Ты не могла его убить.

Рини зарыдала. Это отнюдь не был шумный плач с целью вызвать к себе сочувствие.

— Это был единственный человек, которого я когда-либо любила, — сказала она.

Фэйт не знала, любила ли мать его на самом деле. Но Рини искренне верила в то, что любила, и этого уже было достаточно.

— Что случилось, мам?

— Я не могу…

— Прошу тебя.

Фэйт стала лихорадочно отыскивать причину, которая смогла бы развязать Рини язык. Преодолеть ее эгоизм — нелегкое дело. Сильнее эгоизма была только ее жадность…

Решение пришло внезапно.

— Мама, все считают, что Ги еще жив. Он не объявлен мертвым, а значит, не вскрыто и его завещание.

Рини всхлипнула, но слово «завещание» явно привлекло ее внимание.

— И что?

— Если он что-то оставил тебе, это должно быть указано в завещании. У тебя могли бы быть большие деньги.

— Он всегда говорил, что позаботится обо мне, — захныкала Рини. Она шумно вздохнула, как будто для того, чтобы успокоиться, и Фэйт почувствовала, что мать приняла решение.

— Мы были в его летнем домике, как обычно, — начала она. — Мы уже… ну, это… Ну, ты понимаешь. Лежали в темноте, разговаривали. Тут он и приехал. Мы услышали, как подъехала чья-то машина. Ги вскочил и стал натягивать штаны, боясь, что это может быть кто-то из его детей. На жену ему было плевать, да и ей на него тоже…

…Они ушли в лодочный сарай и стали там говорить. До меня доносились крики. Одевшись, я пошла к ним. Мы с Ги едва не столкнулись лбами: я входила, а он выходил. Остановившись в дверях, он обернулся назад и сказал: «Я принял решение». Я точно помню. И тут раздался выстрел. Ги получил пулю прямо в голову. Он упал на землю перед сараем. Я заревела и опустилась перед ним на колени, но он умер мгновенно. Даже агонии никакой не было.

— Это был Грей? — вдруг спросила Фэйт, почувствовав, как защемило сердце. Она не верила, что это был Грей, только не он, но спросить было необходимо. — Мам, это Грей убил своего отца?

— Грей? — недоуменно переспросила Рини и даже на секунду перестала плакать. — Нет, его там вообще не было.

Не Грей… Спасибо тебе, Господи! Не Грей, это был не Грей… До этой минуты у Фэйт еще оставались сомнения. Она уверяла себя в обратном, но они оставались, ибо рассеять их могла только мать. И она их рассеяла. Чувство небывалого облегчения снизошло на Фэйт.

— Мам, никто не поверил бы, что это ты убила Ги. Почему ты сразу не пошла к шерифу?

— Ты что, шутишь?! — Рини зло рассмеялась и снова сорвалась на плач. — Да в этом городе насчет меня во все поверят! Они были бы рады увидеть меня за решеткой, даже если б знали, что я ни в чем не повинна. И потом он мог все так подстроить…