Книга Предложение, от которого не отказываются…, страница 38 – Ирина Градова

— Могу сказать, что со времени убийства до звонка в полицию прошло не более десяти часов, — ответил на ее вопрос судебно-медицинский эксперт. Алла знала Романа Ильича Лапикова по паре предыдущих дел и была высокого мнения о его профессионализме.

— То есть девушку убили ночью? — сверяясь с документами, полученными от опера отдела полиции района, где нашли медсестру, уточнила она.

— Где-то между полуночью и двумя часами.

— А причина смерти?

— Ну тут все очевидно: у нее шея сломана. Могу предположить, что это случилось в результате драки.

— На теле есть следы борьбы?

Эксперт кивнул.

— Тот, кто душил жертву, стоял позади, зажав ее шею сгибом локтя — у нее обширный отек гортани, который возникает при долгом сдавливании. И еще у нее на запястьях синяки, как будто убийца пытался какое-то время удерживать ее за руки. Возможно, он не желал убивать, но шейка девушки оказалась слишком тонкой.

— Как насчет следов — волосы, кожа?

— Под ногтями я обнаружил чужеродный эпителий — по-видимому, она царапалась.

— Еще что-то?

— Злодей был примерно на голову выше нашей «клиентки» и весом не менее восьмидесяти кило.

— Что при ней нашли?

— А вот это интересно, — кивнул эксперт. — Ни мобильника, ни кошелька, однако вот, посмотрите, — он извлек из полиэтиленового пакета несколько предметов.

Алла начала с красивой броши.

— Дорогая вещица! — с удивлением отметила она. — Это бриллианты, верно?

— Точно. Видимо, я что-то пропустил, и медсестры нынче зарабатывают, как биржевые брокеры!

— Сколько может стоить такое изделие?

— Я не ювелир, но, по моим прикидкам, немало. Видите, какое темное золото?

— Потемнело от времени?

— Да, а еще это — почти стопроцентная проба. Так что штучка старинная, как пить дать.

— А это что за осколки?

— В ее халатике нашел, в кармане. Чуть не порезался!

— И от чего они?

— Похоже на стекло, из которого делают ампулы.

— А можно узнать…

— …что в ней находилось? Я отправлю образцы в лабораторию вместе с халатом. В сущности, нет ничего удивительного, что у медсестры в кармане оказалась ампула из-под какого-то препарата. Когда на девушку напали, она, вероятно, разбилась, и содержимое вытекло.

Алла взяла со стола следующий предмет. Им оказалась вырванная «с мясом» пуговица.

— Что-то она какая-то… не мужская, что ли? — подняла она глаза на эксперта, повертев находку в руках.

— Точно, это пуговица от женского плаща. Она была зажата в кулаке жертвы. Между прочим, пуговица позолоченная!

— И такие есть? — удивилась Алла.

— Мне пришло в голову, что, возможно, она с одежды от какого-нибудь известного дизайнера.

— Неужели вы определили модель?

— Да. Эта пуговица с плаща последней коллекции DKNY.

— Донна Каран?! — невольно присвистнула Алла.

— О, да вы в курсе! Так вот, этот плащик — не продукт массового производства. Я покопался в Интернете и нашел его, а также информацию о том, что всего таких было выпущено пятьсот штук. Вот, взгляните. — Эксперт достал планшет, потыкал пальцем в экран и развернул к ней.

— Хорошенькая тряпочка, — вздохнула Алла.

— И цена у нее тоже ничего себе, — согласился Лапиков.

— Выходит, при убийстве присутствовал кто-то еще, какая-то женщина?

— Очень «дорогая» женщина! Предположу, дело было так: девчонка подралась с этой самой дамой, а мужчина попытался их растащить…

— И перестарался, — закончила Алла. — Интересно, что могла делать такая девушка, как Оля Малинкина, в компании женщины, которой по карману одежда от Донны Каран?

— Ну вы же у нас следователь, — пожал плечами судмедэксперт. — Разбирайтесь! Я проведу вскрытие в ближайшее время, хотя, сдается мне, вряд ли оно добавит что-то к уже известным фактам, ведь причина смерти очевидна. Если появятся дополнительные сведения, сообщу.

* * *

Мономах протянул бумажный платок женщине, сидящей напротив. Та приняла его дрожащей рукой и прижала к заплаканным глазам. Ему нечасто приходилось утешать родственников пациентов, ведь в его отделении смертные случаи редки. Потому-то две смерти подряд, Суворовой и Гальперина, настолько выбили Мономаха из привычной колеи. А тут — уж и вовсе вопиющий случай, гибель не пациентки, а его подчиненной! И вот ее мать сидит в кабинете Мономаха, а он не представляет, как объяснить случившееся. Ее появление заставило зава ТОН ощутить собственную ответственность за смерть медсестры.

— Вы меня простите, — неожиданно извинилась Оксана Львовна Малинкина, отрывая платок от лица и поднимая на Мономаха распухшие глаза. Ей было, наверное, лет сорок пять, но выглядела женщина старше — из-за старомодной одежды и плохо прибранных волос, отросшие корни которых выдавали натуральный блеклый цвет, тронутый сединой. — Не нужно было приходить, — продолжила она, прежде чем Мономах успел придумать соответствующую реплику, — но мне не удалось пока встретиться со следователем по делу… Говорят, это женщина?

Мономах кивнул.

— А почему смертью моей девочки занимается Следственный Комитет?!

Что он мог на это ответить? Весть о гибели медсестры настигла его как гром среди ясного неба — с приходом ее матери. Суркова ему не звонила, как, собственно, и никто другой из ее конторы.

— Я… я не в курсе, Оксана Львовна, — сказал Мономах. — Я ведь от вас узнал о том, что…

— Да-да, я понимаю, — затрясла головой Малинкина. — Но как, как такое могло случиться?! Господи, я даже не знаю, как умерла моя Оленька!

Она снова зашлась в рыданиях, и Мономаху оставалось лишь молча сидеть в ожидании, пока приступ закончится.

Ему было искренне жаль мать медсестры. Он и сам отец, а потому понимал, как тяжело потерять ребенка. Но чем он мог помочь?

В дверь постучали, и прежде чем он ответил, вошла Алсу. Как же он обрадовался ее приходу!

— Я слышала, что случилось, — сказала девушка. В ее голосе звучали искреннее сочувствие и теплота, адресованные как рыдающей матери, так и Мономаху.

— Откуда? — спросил он.

— Вадим рассказал.

Присев на диван рядом с Малинкиной, Алсу приобняла женщину за плечи. Та словно только этого и ждала. Вцепившись в девственно-белый халат кардиолога, она, наконец, разразилась слезами в полную силу, и Мономаху оставалось лишь благодарить судьбу за то, что кто-то другой принял огонь на себя. К его удивлению, мать медсестры успокоилась достаточно быстро, выплакав накопленные слезы.