Книга Кто, если не мы, страница 34 – Николай Лузан

— То есть, ты хочешь сказать — они сообщники?

— Да, о чем косвенно говорит следующий факт. Чаплыгин, а не руководство института, протащил Ефимова на научную конференцию в Питере. Информация достоверная и подтверждается двумя агентами. При этом нельзя исключать того, что если Чаплыгин жив и находится за границей, то он может использовать Ефимова втемную.

— В последнем я очень сомневаюсь, — возразил Первушин. — Ефимов далеко не дурак. Воскресший из небытия Чаплыгин, да еще требующий материалы, — это нонсенс.

— Версия, конечно, экзотическая, но имеет место быть, — не стал вступать в спор Охотников и перешел к следующей. — Ефимов — «инициативник» и действует самостоятельно. Он устранил Чаплыгина, завладел материалами и через Бауэра пытается продать их на Запад.

— А вот это гораздо ближе к действительности! Пошли дальше.

— Наконец последняя версия: Ефимов — агент иностранной спецслужбы и работает по ее заданию.

— Последняя, говоришь? — Первушин улыбнулся и спросил: — Андрей, я что-то не пойму, то ли у меня, то ли у тебя плохо со счетом? А где оправдательная версия?

— Так, с оправдательной все понятно, Александр Васильевич — стечение обстоятельств, — без тени сомнений заявил Охотников.

— Ладно, будем считать, что с версиями определились. А от чего станем плясать?

— От печки, как говорит генерал Рудаков.

— И что это за печка?

— Секреты, в первую очередь секреты «Ареала».

— Согласен, поэтому, как только подойдет переписка Ефимова, ее надо тщательно проанализировать через надежных специалистов из 53-го НИИ. Подчеркиваю, самых надежных, чтобы не произошло утечки, надеюсь, такие есть.

— Два-три, так точно! — подтвердил Охотников.

— А это мы сейчас проверим. Кто из твоих находится под рукой?

— Устинова я только что видел, остальные тоже должны быть в управлении.

Первушин, нажал клавишу на переговорнике; ответил дежурный по управлению и распорядился: — Анатолий Степанович, Устинов, Приходько и Лазарев на месте?

— Так точно, Александр Васильевич! — доложил дежурный.

— Пусть все трое зайдут ко мне!

— Есть! — принял к исполнению дежурный.

Первушин отключил с ним связь и вместе с Охотниковым занялся составлением плана проверки Ефимова и его связей. В первую очередь им предстояло определить реальную осведомленность Ефимова в секретах, в том числе по теме «Ареал». И тут мнения Охотникова и Первушина разошлись. Спор свелся к тому, каким способом это сделать. Первушин предлагал пойти традиционным путем — кропотливо из разных источников собирать информацию о том, где, через кого и какие секретные данные получал Ефимов. Охотников возразил:

— Александр Васильевич, на это уйдет уйма времени, и если Ефимов — шпион, то успеет сплавить секреты.

— Сплавит не сплавит, чего гадать, давай конкретное предложение! — потребовал Первушин.

— Пожалуйста. Надо побудить его к активным действиям, а для этого подготовить и провести оперативный эксперимент. Он, как лакмусовая бумажка, даст ответ: шпион Ефимов или честный человек.

— Андрей, но ты же не хуже меня знаешь, такое сложное мероприятие без надежного исполнителя не провести.

— Есть такой — агент Кузнецов, работает по теме «Ареал», а значит, будет интересен Ефимову.

— Кузнецов? А он подобные задания выполнял?

— Да и не один раз.

— Ладно, убедил, — согласился Первушин и, заглядывая вперед, задался вопросом: — Хорошо, а что мы подсунем Ефимову в качестве завлекательной наживки?

— Все крутится вокруг секретов «Ареала», от них и надо плясать, — предложил Охотников.

— Но Ефимов не человек с улицы. Его, как того воробья, на мякине не проведешь, — предостерег Первушин и подчеркнул: — Экспериментировать придется с секретами командования, и здесь есть проблема: неизвестно, сколько уйдет времени на согласование. Секреты «Ареала» — это тебе не шутка, Андрей Михайлович!

— Понимаю, Александр Васильевич, каждый день работает против нас! Поэтому предлагаю сразу выходить на командующего! Помните, как было по делу Зырянова, он дал зеленый свет, и исполнители сделали все за одну неделю, — напомнил Охотников.

— Прежде чем к командующему обращаться, нам самим следует определиться, что больше всего интересует Ефимова в секретах «Ареала».

— Так для этого есть спецы в 53-м НИИ. Они нам…

Стук в дверь прервал беседу. Первым вошел в кабинет Устинов, за ним — бочком Лазарев, и последним, сутулясь, протиснулся Приходько. Половину его лица закрывали солнцезащитные очки, что не осталось без внимания Первушина, и он язвительно заметил:

— Геннадий Николаевич, ты случаем не в Египет собрался?

— Я? Нет, нам же туда нельзя — дальнее зарубежье, — буркнул Приходько.

— Тогда зачем очки надел, дело-то к зиме идет?

Приходько замялся, а Устинов с Лазаревым потупились.

Первушин, заподозрив неладное, потребовал:

— Геннадий Николаевич, мы не на пляже, а в служебном кабинете, очки здесь ни к чему, сними!

Приходько вынужден был подчиниться и предстал перед Первушиным и Охотниковым в жалком виде. У, казалось бы, непобедимого рукопашника управления правый глаз заплыл, а неумело наложенный грим не мог скрыть багровой ссадины на левой скуле. В Первушине окрепли подозрения: в субботу и воскресение соревнований по рукопашному бою не проводилось, и, шагнув к Приходько, пристально посмотрел ему в глаза — тот старательно отводил их в сторону, покачал головой и спросил:

— Геннадий Николаевич, это же где тебя так угораздило? Только не говори, что в темноте на грабли наступил.

Приходько отвел взгляд в сторону и промолчал.

— Гена, насколько мне известно, в последнее время ты подвигов не совершал. Так что произошло? — допытывался Первушин.

— Боролся с организованной преступностью, товарищ полковник, — выдавил из себя он.

— Что-что?! С какой еще такой преступностью?

— Той, что каждый день по телеку показывают.

— Андрей Михайлович, нет, ты только посмотри на него. Он борется с организованной преступностью, а мы — его начальники — об этом ничего не знаем, — с сарказмом произнес Первушин и обратился к Устинову и Лазареву: — Товарищи офицеры, вам что-нибудь известно о подвигах этого борца с преступностью?

Устинов переглянулся с Приходько, тот пожал плечами и пробормотал: — Мы боролись вместе, товарищ полковник.

— Чего-чего? — в голосе Первушина все больше звучало металла. Он присмотрелся к Устинову. Его вид — припухшая губа, ссадина на лбу, которую не мог скрыть слой грима, — говорил сам за себя.

Поиграв желваками на скулах, Первушин желчно заметил: