Книга Круг замкнулся, страница 90 – Наташа Кокорева

– В том, что я не сошла с ума. Что я действительно спасаю деревню, – шепот отдавался в ушах звоном.

– Но как ты хочешь это сделать?

Она обернулась и уставилась на него красными от безумия глазами, а потом, после долгого молчания, протянула нараспев:

– Ведуньи, такие, как тетушка Мухомор, никогда не ошибаются. Когда-то она нагадала, что у меня нет судьбы. И она оказалась права: я не смогла удержаться на ровной тропинке, я не слышала знаков и подсказок сердца. И вот я здесь. Проклятая. Я потеряла все. Но за мной остался долг. С того момента, как я дала обещание, я постоянно пытаюсь понять, когда же все пошло наперекосяк. Когда мы упустили верный поворот? И чем больше я думаю, чем дольше смотрю на огонь, тем чаще я повторяю: ведуньи никогда не ошибаются. Но что, если в день нашей с тобой встречи тетушка Мухомор все-таки ошиблась? – она замолчала, явно ожидая от Стела какого-то ответа.

– И? – только и смог выдавить он.

– Что, если Лесной Пожар должен был спалить деревню Луки?

Стел смотрел в ее красные от дыма, бессонницы и слез глаза и думал, что она действительно сошла с ума.

Пахло горелой кашей. Стел снял котелок с огня, обжегся о раскаленную ручку – со свистом втянул сквозь зубы воздух – и вернулся к Белянке. Она все так же выжидающе смотрела и молчала. Тогда он осторожно спросил:

– Так что ты хочешь?

– Я хочу исправить ошибку: позволить деревне Луки исчезнуть. Так хотел Лес, а мы ему помешали.

– Так хотел Лес? – безумие нарастало, искрило в воздухе.

Белянка быстро закивала:

– Скажи, Стел, откуда взялся тот Лесной Пожар? Сначала я подумала, что это рыцари подожгли. Но когда я узнала, что деревня вам все-таки нужна живой, то…

– Рыцари подожгли? – хохотнул он. – Да весь отряд бы погиб в том пожаре, если бы я их не спас! И если бы пожар так внезапно не иссяк.

– Лес так хотел, – она многозначительно подняла бровь. – Чтобы сгорели и отряд рыцарей, и деревня. А мы ему помешали.

Стел помолчал, ожидая, что на него снизойдет такое же озарение, как и на эту девочку. Ничего не происходило, и потому он с опаской уточнил:

– Но люди тогда все равно погибнут?

– Только если останутся в деревне, – лукаво улыбнулась она.

– И как ты их предупредишь?

– Их предупредишь ты. Отыщешь Ласку – она тоже ведунья, темненькая такая, должна быть в землянке под ясенем, на Большой поляне, вместе с моим братом Ловким. Только ни в коем случае не попадайся ему на глаза. Так что лучше сначала найди Дождя – наш певец, седой, с длинными волосами. Помнишь, он еще пел тогда Песнь Первых людей? Вот найди его, я тебе нарисую, где его землянка. Скажи, что я тебя послала, он поможет. И обязательно выведите всех до предрассветного тумана.

В ее голосе звенела сталь, от слов по коже бежали мурашки. Она больше не казалась маленькой девочкой в мешковатой одежде. Нет. Изменились поза, поворот головы, блеск глаз.

– А ты… уверена? – невольно прошептал Стел.

Она прожгла его пристальным взглядом и покачала головой:

– Нет, – помолчала, а потом добавила: – Нет, я не уверена. У меня нет судьбы, и я никогда не чувствую нужные повороты. Приходится угадывать. И рассчитывать на себя. У тебя есть идея получше?

– Нет, – сдался Стел.

– Тогда иди, – она подтянула колени к груди и вновь стала маленькой и беззащитной.

– Но сначала мы с тобой поедим горелую кашу.

Стел отыскал миски, и Белянка принялась за еду, как послушный и жутко голодный ребенок.

Камыши качнулись под резким порывом ветра, застучали. Из-за облака, залитого бледным светом, выглянул край луны. Стел отвязал от колышка веревку, шагнул на плот и толкнулся шестом. На фоне костра темнела фигурка Белянки и махала рукой, будто прощалась навсегда. Стел тоже махнул в ответ и снова толкнулся, правя к стремнине.

На середине реки он растянулся на бревнах. Звезд не было, да и луна скоро нырнула в густое облако. Темнота тянулась от воды, шелестела невидимыми кронами, заполняла чащобы. Еще никогда лес не был таким пугающим и чужим. Стел подавил желание зажечь «светлячка» и стал следить за дыханием, чтобы поймать ускользающий покой. Губы сами зашептали знакомую с детства молитву.

Сарим, прости.

За то, что я сказал, и за то, о чем промолчал.

За то, что я сделал, и за то, что мог бы сделать, но не стал.

Сарим, помоги.

Увидеть цель, путь и спасение. Дойти и обрести мир и покой.

Воздух звенел перетянутой струной, и в груди разрасталась тревога. Что делает он здесь, под чужим небом, на чужой реке, растеряв самого себя? Кого спасает? И спасает ли? Какому богу молится? Какому миру принадлежит? Он же предал Сарима. Предал! Отрекся. Отрекся потому, что Сарим допустил страшное: чтобы одни люди жили жизнями и теплом других людей. Так чего же Стел просит теперь? Какого прощения ищет?

Вместо покоя ночной ветер с привкусом сладкой земли будоражил ноздри, холодил ладони и шею, вместо мира сердце заходилось в бешеной пляске, как перед боем. Черноту ночи вспорол далекий вскрик птицы, и будто почудился на грани слуха утробный звериный рык.

Гнев Леса.

Слова сами всплывали в голове. Гнев Леса. Такое уже было! В день пожара. Значит, он слышит Лес? Значит, Лес все-таки бог, который отвечает? Но как же тогда Сарим? Он же отвечал звоном тишины, прохладой и ясным умом. Дарил равновесие, указывал путь. Светлый, прозрачный, невесомый, безликий и единый. Сарим. Он вел за собой от самой колыбели и учил чистоте и любви, счастью. С ним было понятно, просто. Но стоило только раз усомниться, как сердце разорвалось пополам. Стоило сделать только шаг в сторону, как нет пути назад. И теперь весь мир воет раненым зверем.

Но как мог чистый и светлый Сарим допустить эту войну?

Лес яростный и животный, грязный и сильный, он может постоять за себя! Он не молчит. Он отвечает тем, кто стучится к нему в слезах, ведь бог не может действовать сам – только руками людей, которые верят, которые слышат. Только руками и сердцами людей. Но это говорили и о Сариме. Слова путались, заглушали тихий голос внутри, мешали дышать. Мешали обрести мир и покой.

– А что, если Сарим не отвернулся? – шептал тот самый беззвучный голос внутри. – Если он кричал тебе, именно тебе, а ты не услышал его и подвел?

Боль сдавила горло, и Стел захлебнулся, проглотил крик.

Чей это голос?

– Сарим, прости, – вслух взмолился Стел. – За то, что я предал тебя. За то, что обвинил в грехах Ериха, Мерга и Рокота. И в моих грехах тоже. Это же мы, мы сами несем твою волю? Но Лес – он же тебе не враг? И мне не враг? Сарим, помоги! Я хочу только сохранить жизни людей. Я хочу хотя бы чуть-чуть искупить свою вину. Сарим, Лес, Теплый мир – кто-нибудь! Отзовитесь! Помогите мне! Уберегите от новых ошибок! Покажите путь!