Онлайн книга «Последние из Валуа»
Она обняла старика и дважды поцеловала его в обе щеки. – Это меньшее, – сказала она, – что я могу для вас сделать за подобную новость. – А я? – с легким упреком произнес Жан Крепи. – Неужто я ничего не заслуживаю, тот, кто раскопал все это? Бланш бросилась на шею костоправу. Тем временем в сторонке Альбер обнимал отца, мать, сестер, а Тартаро прыгал по комнате как сумасшедший, крича: – Господин Филипп жив! Ха-ха! Уж вдвоем с ним мы заставим барона дез Адре и его разбойников заплатить за их мерзости! Молодая графиня повелительно подняла руку, и в гостиной мгновенно воцарилась тишина. Отец Фаго начал рассказ – на сей раз с начала. Он поведал – нам это уже известно, – как вечером 17 мая оплакивал на краю Шатеньерского леса свою любимую козочку Ниетту, когда появились пятеро одетых во все черное всадников, которые направлялись в замок, и один из этих всадников, по приказу того, кто, похоже, был их начальником, спешился и вернул Ниетту к жизни. – В обмен на эту услугу, – продолжал отец Фаго, – я посоветовал этим дорогим господам не ездить в Ла Мюр, куда, как я видел, пробрались через северную потерну барон дез Адре и его солдаты… – А! – воскликнула мадемуазель Бланш. – Так вы видели… – Как вижу вас, моя прекрасная госпожа; и будь сил у меня столько же, как и желания, поверьте, я нашел бы способ предупредить о вероломстве сеньора де Бомона вашего достопочтенного батюшку, вашего мужа и братьев. Но что мог в подобных обстоятельствах бедный восьмидесятилетний крестьянин? Как бы то ни было, путники не пожелали прислушаться к моему совету и продолжили свой путь, я же вернулся с Ниеттой, которая уже прыгала и весело блеяла, словно и не умирала еще пару минут назад, в мою хижину, что стоит, как вы знаете – а может, и не знаете, госпожа графиня, – вблизи от Сен-Лорана, на опушке Шатеньерского леса. Я был дома уже часа два, ходил взад-вперед по комнате, не в силах уснуть оттого, что не нашел в себе мужества остановить спасителей Ниетты, когда вдруг услышал шум выезжающего из леса конного отряда. Я приник к окну: то были наши путники; они возвращались. «Ну что, – прокричал я им, – убедились, что я был прав? Говорил же я, что в замке не все ладно!» Услышав мой голос, они о чем-то пошептались с минуту, а затем подъехали к моей хижине. «Откройте, любезный», – попросил меня их командир. Я поспешил повиноваться, и они внесли в дом мужчину, который лежал на наспех сделанных из веток носилках и был без сознания. «Вероятно, раненый», – подумал я. «Нам понадобится твоя кровать для этого человека», – сказал главный, которого, как я слышал, его спутники называли «господином маркизом». «И кровать, и все прочее, что есть в этом доме, – в вашем полном распоряжении, господа», – ответил я и зажег свечу, чтобы было видно, куда уложить раненого. Взглянул я на него, да как воскликну: «Господин Филипп де Гастин!» «А, так это граф де Гастин! – заметно обрадовался тот, кого называли маркизом. – Ты в этом уверен, мой друг?» «Абсолютно, – отвечаю. – Я столько раз его видел, что не могу ошибаться». «Прекрасно! Тогда, отец Фаго, если позволишь, эту ночь и весь завтрашний день мы проведем у тебя – этого времени нам хватит, чтобы вернуть графа де Гастина к жизни. Сможешь обеспечить нас питьем и едой – за наши, естественно, деньги?» «Всем, что пожелаете», – отвечаю. «Прекрасно! Но прежде всего, ты должен поклясться мне кое в чем, и, надеюсь, ты сдержишь эту клятву» «За всю свою жизнь я не нарушил ни единого данного слова, – отвечаю, – и с осознанием этого хочу сойти в могилу. В чем я должен поклясться?» «В том, что ты никому не расскажешь – никому, слышишь? – что видел графа де Гастина живым. Я хочу, чтобы Филипп де Гастин, которого все полагают мертвым, так для всех мертвым и оставался. Это мне нужно для того, чтобы графу, которому я отныне становлюсь защитником, братом и самым преданным другом, легче было отомстить его врагам! Поклянись же, что никому не откроешь тайны, которые знаем лишь мы с тобой, да мои слуги!» Я поклялся. Здесь отец Фаго посмотрел на Бланш де Ла Мюр и, приветливо улыбнувшись, продолжал: – Неужто я поступил неправильно, госпожа графиня, неужто я совершил клятвопреступление, когда мой старый друг Жан Крепи, который ничего от меня не утаивает вот уже сорок лет, поведал мне, что вы выжили в этой бойне, а я воскликнул: «Но граф Филипп де Гастин тоже спасся!» Вместо ответа Бланш протянула отцу Фаго руку. И тут же, в знак признательности, все, кто находились в комнате, тоже протянули руки восьмидесятилетнему старцу. – Черт возьми! – сказал Жан Крепи. – Это же очевидно, что клятвопреступление клятвопреступлению – рознь, и когда это делается во благо, то клятву можно и нарушить. – Но потом? Потом? – воскликнула Бланш. – Потом, – произнес отец Фаго, – потом… по правде сказать, это все, моя прекрасная госпожа. К вечеру следующего дня тот господин, что выходил мою Ниетту, – похоже, он очень сведущ в медицине – поднял господина Филиппа де Гастина на ноги, и граф уехал с маркизом, своим новым другом, и слугами последнего. – Но он не сказал вам… – Ни единого слова. О, он совсем не говорил – только плакал. Бланш смахнула со щеки слезу. – Значит, вы не знаете, как ему удалось избежать смерти? – Даже не догадываюсь: другие господа разговорчивостью тоже не отличались, разве что, уезжая, заставили меня принять от них толстый кошель. Я отказывался, но маркиз принудил меня его взять. «Что ж, будь по-вашему: внучкам останется, после моей смерти», – подумал я и припрятал кошелек в надежном месте. На такое наследство мои малыши и не рассчитывали – тем приятнее оно им будет. Бланш уже не слушала отца Фаго. Совершенно преобразившаяся, улыбающаяся, она смотрела перед собой, словно увидела дорогой ее сердцу образ, и шептала: – Жив! Он жив! Жив! И он нашел верного друга, который поможет ему покарать тех чудовищ, что истребили нашу семью, наших друзей… Но куда он направился вершить возмездие? – В Париж, – ответил отец Фаго. – Я слышал, как эти люди в черном говорили, что едут в Париж. – И если вы того пожелаете, дорогая госпожа, – сказал Альбер, – то я, Тартаро и вы тоже вскоре можем выехать в Париж, чтобы присоединиться к господину графу. – Увидеть его! – воскликнула Бланш, задрожав от радости. – Я его увижу! – А как он будет счастлив, – продолжал паж, – когда вы вдруг броситесь в его объятья! – Вот именно! – сказал Тартаро. – Решено! Едем в Париж – втроем! Сейчас же! И горе тем мерзавцам, что встанут у нас на пути! Тысяча чертей! Моя шпага задыхается в ножнах. Ей срочно нужен свежий воздух. |