Онлайн книга «Большая книга ужасов-10»
|
Мумия подозрительно глянул на парня и крепче схватился за стул: – А вы двое подхватили какую-то чуму заморскую. Беда мне с вами! И тут меня подкосило. Я мазнул рукой, пытаясь удержаться за стенку или за Танюху, что ближе окажется, но это только усложнило траекторию полета. Крутанувшись в воздухе, я шмякнулся на пол, зацепив головой стул. То же самое почти одновременно со мной проделал Серега. – Вы али? (Вы устали?) – поинтересовался Егорка и тоже, кажется, лег на пол. Я точно не разглядел – в глазах заметно темнело. Дышать-то дышалось, но с трудом. На коже сами собой стали появляться гноящиеся красно-коричневые язвы, саднящие, как будто в один квадратный миллиметр кожи меня куснула целая орава комаров. Ребра сдавило. В глазах потемнело окончательно, и по темному фону поплыли разноцветные пятна. Далеко и глухо, как через подушку, я слышал Танюхин визг: – Парни, вы что? Ну-ка встали быстро! Подъем, парни! – Не шай, ни али (Не мешай, они устали), – комментировал Егорка. Иногда сестра лупила меня по щекам, я слышал ее удары, как удары гонга: тяжелые, низкие. Шевельнуться было не то что больно, а нельзя: я не чувствовал даже собственного лица, по которому лупила Танюха, а про руки-ноги вообще забыл. Боль от язв уже прошла, я не чувствовал даже пола спиной, лежал как будто в воздухе. И видел темноту с пятнами. И слышал, как совсем рядом глухо-глухо вздыхает наш доктор-мумия: – Уже и ослы мерещатся... Плохо мне, Федор, совсем плохо. Я отправляюсь на остров Бартоломея! – Что вы, доктор! Вы уверены? – Да, пора. Кто лечит безнадежно больных, тот идет против богов. А я сам безнадежно болен. – Как скажете, – вздохнул хирург. – Клинику закрой, саркофаг оставь себе. Живи честно, зубы зря не рви, пригодятся. – Я с вами! – Нельзя. Ты же давно умер. – Хорошо. – Прощай! И я снова увидел кабинет. Саркофаг, шкаф, Танюха, Егорка, Серега, Геннадий смущенно топчется в дверях... Конечно, смущенно – он же голый! И он – человек! Я вскочил на ноги, опрокинув стул и Серегу. Что, все? Получилось? Серый лениво пнул меня в ответ и встал, отряхиваясь: – Радуйтесь, семейка придурков. Кажись, справились. – Кто здесь? – В кабинет ворвалась мать, за ней ввалились Ван и Кирюха. – Мама! – Танюха повисла у нее на шее. – Ой, простите, Геннадий Львович, мы не знали, что вы переодеваетесь! – выдал Ван и потянул Кирюху обратно. Но я его перехватил: – Как ты? – Нормально. А мы разве знакомы? Я отпустил его и махнул рукой: парень и правда в норме, бес из него ушел вместе с доктором. И Кирюха вот уже две минуты таращится на нас и не пытается оторвать свою голову. И мать удивляется: – В чем дело, Татьяна? Я всего лишь ходила лечить зубы. С чего такой бурный восторг? – Просто мы соскучились, – нашлась Танюха. – А уроки сделали? Геннадий наконец-то сообразил сдернуть с вешалки запасной халат доктора Дупло и одеться. Сойдет. В конце концов, здесь все свои. Серый энергично отряхивался так, что вся пыль летела на меня. Танюха, услышав об уроках, поспешила замять разговор и подошла ко мне: – Как ты? – Нормально. А где Дупло? Он что-то говорил насчет острова Бартоломея... – Угу, – подтвердила Танюха. – На этот остров во времена Римской империи отправляли умирать безнадежно больных рабов. Твой Дупло зря кичился: не благородных он кровей, а раб презренный. – Почему он сразу «мой»? Суперконструктивный диалог прервал Федор. Он стоял в дверях и сердито звенел ключами: – Клиника закрывается. Попрошу вас... – Идем-идем! Я подхватил под руку мать, Танюха – на руки Егорку. Серый, Кирюха и Ван подхватились сами. Федор и Геннадий отконвоировали нас до середины коридора, затем, убедившись, что идем мы правильно, к выходу, куда-то ретировались. Егорка у сестры на руках пытался завязать знакомство с вновь прибывшими в нашу компанию Кирюхой и Ваном: – Ы здесь вете, да? (Вы здесь живете, да?) А я шел и думал. Радоваться надо бы, но что-то не радовалось мне совсем. Наверное, не лучшее это место на свете – тот остров Бартоломея, куда так спешно ушел доктор-мумия. Во времена Римской империи туда отправляли умирать безнадежно больных рабов... Я представил, как на искрящемся песке под жгучим солнцем лежат сотни и сотни тел. Одни уже давно не стонут, и некому их похоронить. У их живых пока соседей слезятся глаза от удушающего смрада. Море так близко, но попить из него нельзя: вода соленая. Да и не сможешь, потому что уже нет сил, чтобы тебе добраться до воды. И тебе хочется не домой, дом остался далеко, в прежней жизни. Тебе хочется отсюда. Но отсюда только одна дорога: туда, где твои товарищи, которые уже никогда не прогонят приставучих мух. Им хорошо: они всего этого не видят... Справился, Алексей Иванович, да? Справился со стариком, который вообще-то пытался тебя лечить... Уж как мог, так и лечил. Дрянь победа! Да, я сам хотел отправить на покой давно уставшего доктора и спасти всех, кого он по невежеству своему мог долечить до беды. Но я не хотел, чтобы так... В коридоре Танюха хлопнула меня по плечу: – Чего задумался, Леш? Голос у нее был такой радостно-беспечный, что я обозлился: – Сама-то что думаешь? Неужели тебе его не жалко? – Дупло? С чего бы? Я рассказал ей, с чего. И про соленую воду, и про мух. Танюха выслушала и выдала: – Дурак ты, брат. Так было много веков назад. А теперь на этом острове – один из самых крутых курортов. Спорим, твой Дупло сейчас под пальмой балдеет и потягивает коктейль через трубочку? – А болезни? – Какие болезни, когда мы здесь, а он – там? Он теперь, небось, с одними солнечными ожогами мается. А ведь она права... Ну и хорошо! Ну и замечательно! Пусть живет бессмертный доктор Дупло на древнейшем острове Бартоломея. Пусть потягивает коктейль через трубочку и врачует солнечные ожоги рыбьей мочой. Пусть! Лишь бы сюда не вернулся: здесь у него поликлиника, здесь к нему обращаются с болячками посерьезнее ожогов. Здесь он может натворить дел... Девушка на «ресепшн» улыбалась нам, как ни в чем не бывало: – Всего доброго! Ждем вас через полгода на бесплатную консультацию. Опаньки! Либо она робот, либо дура, либо Дупло вернется к нам через полгода. Первые два пункта предпочтительнее. Вы думаете – это все? Я вздрогнул, и Серега тоже. Танюха с матерью вообще завизжали – еще бы, они это увидели в первый раз. В вестибюле чинно расселись наши благородные предки. Серегина прапрабабушка Софья одернула остатки юбки и подошла к нам: |