Книга 1356. Великая битва, страница 29 – Бернард Корнуэлл

Толстый кардинал, день напролет расточавший любезности королю, протиснулся между рядами сидений с уложенными на них подушечками и занял свободное место рядом с Дугласом. Большинство избегало этого смуглолицего, угрюмого и мрачного шотландца, но кардинал расплылся в улыбке.

– Нам не доводилось встречаться, – любезно начал он. – Меня зовут Бессьер, я кардинал и архиепископ Ливорнский, папский легат при короле Иоанне Французском, да хранит его Господь. Вам нравится миндаль?

– Вкусно, – буркнул Дуглас.

Кардинал протянул пухлую руку, предлагая чашку с миндалем.

– Берите сколько угодно, милорд. Выращен в моих собственных владениях. Слышал, вы поставили на своих?

– А как еще мог я поступить?

– У вас есть резон осмотрительно относиться к деньгам, – прощебетал кардинал. – Не сомневаюсь, именно так вы и поступили. Так скажите же, милорд, что известно вам и чего не знаю я?

– Я знаю, как сражаться, – буркнул Дуглас.

– Тогда спрошу иначе, – не унимался Бессьер. – Если бы я предложил вам треть от своего выигрыша – а я собираюсь поставить большую сумму, – вы бы посоветовали мне сделать выбор в пользу шотландцев?

– Было бы глупо поступить иначе.

– Сдается, в глупости меня никто никогда не обвинял, – заявил прелат.

Кардинал подозвал слугу и вручил ему увесистый кошель с монетами.

– На шотландцев, – распорядился он и выждал, пока слуга уйдет. – Вы расстроены, милорд, – сказал он Дугласу, – а ведь сегодня вроде как день увеселений.

Дуглас вперил в кардинала сердитый взгляд:

– Чему радоваться-то?

– Свету солнца, Божьей милости, хорошему вину.

– Это когда англичане привольно рыщут по Нормандии и Гаскони?

– Ах эти англичане. – Бессьер откинулся в кресле, пристроив чашу с миндалем на округлый живот. – Его святейшество побуждает нас к заключению мира. Вечного мира, – с иронией добавил он.

Еще не так давно Луи Бессьер был уверен, что станет папой. Все, что ему требовалось, – это добыть святой Грааль, самую драгоценную реликвию христианского мира. Дабы обеспечить успех, он пошел на огромные траты и усилия и изготовил поддельный Грааль. Но сей кубок вырвали у него из рук, и после смерти тогдашнего папы тиара досталась другому претенденту. Но Бессьер не терял надежды. По милости Божьей понтифик был болен и мог скончаться в любой момент.

Дуглас уловил интонацию собеседника и удивился:

– Вы не хотите мира?

– Разумеется, хочу, – возмутился кардинал. – Я даже уполномочен папой вести переговоры с англичанами. Еще горсточку миндаля?

– Мне казалось, что папа желает англичанам поражения, – заметил Дуглас.

– Верно.

– И в то же время требует мира?

– Папа не вправе поощрять войну, – заявил Бессьер. – Поэтому он проповедует мир и посылает меня на переговоры.

– И вы… – Дуглас оставил вопрос недосказанным.

– Веду переговоры, – беспечно отозвался Бессьер. – И дам Франции мир, которого так желает его святейшество. Но даже ему известно, что единственный способ принести Франции мир – это разбить англичан. Так что да, милорд, дорога к миру лежит через войну. Еще миндаля?

Зазвучала труба, призывая две группы рыцарей разойтись по краям поля. Маршалы осматривали копья с целью убедиться, что на концах деревянные пробки и копья не смогут нанести вред.

– Грядет война, – заявил Дуглас. – А мы тут в игрушки играем.

– Его величество беспокоится насчет Англии, – признался Бессьер. – Он боится ее лучников.

– Лучников можно побить, – сказал Дуглас с напором.

– Неужели?

– Да. Есть способ.

– Никто не открыл его, – заметил кардинал.

– Потому что французы глупцы. Они думают, что гарцевать верхом на лошади – единственный способ вести войну. Мой отец дрался при Баннокберне ^[15]. Вам известно про это сражение?

– Увы, нет, – ответил Бессьер.

– Мы сокрушили английских ублюдков, порвали их лучников в клочья и иже с ними. У нас получилось. И должно получиться сейчас.

Кардинал смотрел, как французские рыцари выстроились в шеренгу из десяти человек. Оставшиеся пять последуют за атакой, держась на несколько шагов позади, чтобы воспользоваться смятением врага после удара передового десятка.

– Кого следует опасаться, – произнес Бессьер, вытягивая руку, в которой держал миндальный орех, – так это вон того мерзавца с пестрым щитом.

Он указывал на здоровенного детину на крупной лошади, облаченного в сверкающие доспехи и со щитом с изображением красного кулака на оранжевом с белыми полосами поле.

– Его зовут Жослен из Бера, – продолжил кардинал. – Он туп, но великий воин. За последние пять лет не потерпел ни одного поражения, разве что от Роланда де Веррека, конечно, но его тут, увы, нет.

Жослен де Бера был тем самым человеком, с которым разговаривал Робби Дуглас до того, как рыцари разъехались по краям ристалища.

– Где находится это Бера?

– На юге, – уклончиво ответил Бессьер.

– Откуда мой племянник знает этого малого?

Бессьер пожал плечами.

– Не могу сказать, милорд.

– Мой племянник был на юге перед тем, как нагрянула чума, – проговорил Дуглас. – Странствовал вместе с одним англичанином. – Он сплюнул. – С каким-то чертовым лучником.

Кардинал вздрогнул. Он знал эту историю, слишком хорошо знал. Тем чертовым лучником был Томас из Хуктона, который, по мнению Бессьера, лишил его и Грааля, и престола святого Петра.

Знал кардинал и про Робби Дугласа. Собственно говоря, ради него он и приехал на турнир.

– Ваш племянник здесь? – спросил прелат.

– На пегой лошади. – Дуглас кивнул в сторону шотландцев, выглядевших так плохо экипированными в сравнении с соперниками.

– Мне бы хотелось побеседовать с ним, – сказал кардинал. – Вас не затруднит прислать его ко мне?

Не успел лорд ответить, как король взмахнул рукой, герольд опустил флаг, а всадники дали коням шпоры.

Бессьер тут же пожалел о сделанной ставке. Лошади шотландцев казались такими худосочными по сравнению с великолепными боевыми конями французов, и скакали французы плотным строем, стремя к стремени, как полагается рыцарям. Шотландцы же не так проворно пересекли черту и сразу рассеялись, образовав бреши, в которые мог вклиниться противник. Они предпочли выстроиться одной широкой шеренгой, все пятнадцать в ряд, да и набрали скорость, усугубляя беспорядок. Французы же ехали медленно, держа строй, и перевели коней в галоп, только когда между отрядами оставалось около пятидесяти шагов.