
Онлайн книга «С жизнью наедине»
— Сейчас сезон лосося, Эмджей, — проговорил мистер Уокер так же неуверенно, как чувствовала себя Лени. — Река буквально кишит рыбой. Мы с тобой сегодня поедем рыбачить на Анкор. И ты поймаешь такую рыбину, какую не ловил ни разу в жизни. — А можно мама с папой поедут с нами? — спросил Эмджей. — Ой, нет. Мой папа не может ходить. Я забыл. — Ты знаешь о папе? — спросил мистер Уокер. Эмджей кивнул: — Мама любит его больше всего на свете. Как меня. Но у него разбита голова. — Мальчику пора уходить, — вмешался шеф Уорд. Эмджей посмотрел на Лени: — Значит, мы сейчас с новым дедушкой поедем на рыбалку? А потом снова поиграем в тюрьму? — Ну конечно. Лени едва не расплакалась. Она учила сына всегда и во всем ей верить, и он ей верил. Лени обняла Эмджея, словно хотела запомнить его на ощупь. Ей потребовалось немало смелости, чтобы вернуться домой, сказать правду, позвать Тома Уокера, но расстаться с сыном оказалось труднее всего. Она улыбнулась; у нее дрожали губы. — Пока, Эмджей, слушайся дедушку. Смотри ничего там не ломай. — Пока, мамочка. Мистер Уокер подхватил Эмджея, посадил к себе на плечи. Эмджей радостно засмеялся: — Смотри, мама, смотри! Я великан! — Ей здесь не место, — сказал мистер Уокер шефу Уорду, но тот лишь пожал плечами. — Буквоед ты хренов. — Решил меня оскорбить? Молодец, хорошо придумал. Лучше суду объясни. Мы с ней быстро разберемся. В три часа. К четырем судья планировал быть на реке. — Прости, Лени, — сказал мистер Уокер. Он произнес это с такой теплотой, что Лени поняла: он хочет ее подбодрить. Лени не отважилась протянуть ему руку. Одно доброе слово — и она с собой не совладает. — Берегите его, Том. В нем вся моя жизнь. Лени смотрела вслед сыну, которого уносил на плечах дед, и думала: «Пожалуйста, пусть все будет хорошо». Дверь камеры со стуком закрылась. Время тянулось медленно. Изредка звонил телефон, открывалась и закрывалась дверь, заказывали и привозили готовую еду, топали сапоги. Лени, ссутулившись, сидела на жесткой бетонной скамье у холодной стены. В маленькое окошко лилось солнце, нагревало камеру. Лени откинула влажные волосы с глаз. Последние два часа она плакала, обливалась потом и ругалась сквозь зубы. Она вся взмокла. Во рту отдавало прелыми стельками. Она подошла к крохотному унитазу без крышки, спустила штаны и села, молясь, чтобы никто ее не увидел. Как-то там Эмджей? Найдет ли мистер Уокер в чемодане мягкую игрушку-касатку (которую почему-то звали Боб)? Эм-джей ведь без нее не заснет. И как только она забыла предупредить мистера Уокера? Дверь участка открылась. Вошел мужчина. Сутулый, волосы дыбом, словно его воткнули в розетку. На мужчине были рыбацкие ботфорты, в руках — обшарпанный зеленый нейлоновый портфельчик. — Привет, Марси, — прогудел он. — Здравствуй, Дем, — откликнулась дежурная за стойкой. Он покосился на Лени: — Это она? Дежурная кивнула. — Ага. Олбрайт, Ленора. Суд в три. Джон приедет из Солдотны. Мужчина направился к камере, остановился у решетки. Со вздохом достал папку из замурзанного нейлонового портфельчика и погрузился в чтение. — Что ж, весьма подробное признание. Вы что, телевизор не смотрите? — Кто вы? — Демби Коу. Ваш адвокат. Меня суд назначил. Значит, сделаем так: вы заявите, что невиновны, и дело с концом. Лосось идет. Договорились? Все, что от вас требуется, — подняться, когда вызовут, и сказать: «Невиновна». — Он закрыл папку. — Есть кому внести за вас залог? — Вы разве не хотите услышать, как все было? — У меня же есть ваше признание. Успеем еще наговориться. Честное слово. И причешитесь. И был таков. Лени даже не успела толком осознать, что он вообще приходил. * * * Зал суда больше напоминал кабинет врача в маленьком городке, нежели храм правосудия. Ни полированного дерева, ни скамей, как в церкви, ни большого стола. На полу линолеум, ряды пустых стульев, прокурор и адвокат за обычными письменными столами. Впереди, под портретом Рональда Рейгана в дешевой рамке, дожидается судью длинный стол, крытый формайкой; возле стола пластмассовый стул для свидетеля. Лени села рядом с адвокатом, который, навалившись грудью на стол, изучал карты приливов и отливов. Напротив сидел прокурор, тощий, с густой бородой, в рыбацком жилете и черных штанах. В зал вошел судья в сопровождении стенографистки и пристава. Длинную черную мантию дополняли резиновые сапоги. Он сел, взглянул на часы: — Ну что, давайте побыстрее, джентльмены. Поднялся адвокат Лени: — Уважаемый суд… Дверь зала распахнулась. — Где она?! Этот голос Лени узнала бы и через сотню лет. Сердце трепыхнулось от радости. — Мардж! Марджи-шире-баржи бросилась вперед, звеня браслетами. Ее темное морщинистое лицо испещряли черные родинки, перепутанные пушистые дреды перехвачены свернутой в ленту банданой, чтобы не лезли в глаза. Джинсовая рубашка была маловата и туго обтягивала большую грудь, на заправленных в резиновые сапоги штанах синели пятна от ягод. Мардж вытащила Лени из-за стола и сжала в объятиях. От нее пахло самодельным шампунем и древесным дымом. Летней Аляской. — Черт побери! — Судья ударил молотком. — Что происходит? Эта девушка обвиняется в серьезном уголовном преступлении… Марджи-шире-баржи выпустила Лени из объятий и усадила на стул. — Джон, да ты никак рехнулся? Преступление — это ваш суд. — Скрипя сапогами, Мардж подошла к скамье судьи. — Девочка ни в чем не виновата, этот идиот Уорд вынудил ее сделать признание. И в чем же? В том, что она была соучастницей преступления? Или покрывала убийцу? Господи боже мой. Она этого говнюка, отца своего, не убивала; мать перепугалась, сказала ей, что надо бежать, вот она и сбежала. А ей всего-то было восемнадцать, отец их избивал. Тут любая сбежит. Судья еще разок ударил молотком по столу. — Ох, Мардж, язык у тебя хорошо подвешен, но теперь помолчи. Здесь я хозяин. Тем более что мы сейчас не приговор выносим, а только предъявляем обвинение. Придет время — дашь показания. Марджи-шире-баржи повернулась к прокурору: — Сними с нее обвинения, Эйдриан. Если не хочешь до конца сезона проторчать в суде. В Канеке, да и на нефтепроводе каждая живая душа знала, что Эрнт Олбрайт бьет жену. Я тебе кучу свидетелей приведу. Начиная с Тома Уокера. — Тома Уокера? — повторил судья. |