Онлайн книга «Ты поймешь, когда повзрослеешь»
Я обдумывала лучший вариант ответа, когда он отодвинул кресло и встал. – Спасибо, что нашли время встретиться со мной, – сказал он, протягивая мне руку. – Я обязательно свяжусь с вами, как только приму решение. Я пожала ему руку и направилась к двери, чувствуя, как у меня кровь застывает в жилах. Черт возьми, ведь последнюю тираду я произнесла вслух. 79 От: Рафаэль Марен-Гонкальвес Тема: Кстати говоря Хелло, Джулия. В этот раз мое послание немного отличается от остальных. Уже три часа утра, я измучен и чувствую себя выжатым, как лимон, и у меня только одно желание: сказать тебе, что, когда ты уйдешь, мое пребывание в «Тамариске» будет лишено того привкуса счастья, который я испытывал в твоем присутствии. Надеюсь, что завтра не буду сожалеть об этой записке… Целую тебя, Раф. Я тут же уничтожила его имейл. Тем самым я как будто хотела отключить свой мозг, чтобы он даже не посмел ощутить радость. Жаль, что не существует корзины для мусора в памяти. 80 Мартина, дочь Густава, нашла наконец время нанести нам визит. Мы уже заканчивали ежемесячное собрание персонала, когда она без стука ворвалась в столовую, размахивая открыткой. – Две старухи на скамейке сказали мне, что вы здесь. Что это за шутка? – спросила она, бросив открытку на стол. Издалека я не могла различить буквы, но и так хорошо знала, что там написано, потому что сама относила текст в типографию. Что вы делаете 11 октября? Луиза и Густав собираются в этот день пожениться! Мы приглашаем вас разделить с ними их радость и принять участие в церемонии, которая состоится в 13 часов в мэрии Биаррица. Скрестив руки, она ждала ответа. – Это кто? – спросила Марин. – Я мадам Мартина Люре, дочь Густава Шампаня. Анн-Мари жестом указала ей на стул. – Присядьте, пожалуйста. – Некогда мне с вами рассиживаться. Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит? – Ваш отец, разумеется, объяснит вам все лучше нас, – ответила я, стараясь держать себя в руках. – Мой отец – глубокий старик, у которого не все в порядке с головой, как он уже однажды продемонстрировал. Я думала, что, поместив его сюда, смогу жить спокойно. Как вы допускаете, чтобы он совершил подобное безумство? Тут вмешался Грег: – Ваш отец отдает себе отчет в том, что делает. Поговорите с ним. Мне кажется, они нашли друг друга… – Благодарю покорно, у меня нет никакого желания наблюдать, как мой отец разыгрывает из себя влюбленного подростка. Дама не ошиблась, она не случайно расставила перед ним свои сети. Предупреждаю вас, я потребую отдать его под опеку и помещу в другое заведение. – Она когда-нибудь успокоится? И что за комедию она тут нам устроила? – возмутилась Марин, вставая с места. Грег положил ей руку на плечо, Анн-Мари вытаращила глаза, а Мартина стала пунцовой. – Это вы мне говорите? – Нет, твоей матери! Вы хоть понимаете, что вы сейчас делаете? Ваш отец – очаровательный человек. И, черт возьми, почему вы хотите испортить ему счастье? – Марин, замолчите, прошу вас, – вмешалась Анн-Мари. – Хорошо, замолчу, но тогда можно я ей врежу? За столами послышались голоса. Я едва сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. Анн-Мари продолжала настаивать: – Марин, сядьте, пожалуйста. Мадам, – продолжила она, обращаясь к дочери Густава, – мы ничем не можем вам помочь и повлиять на решение вашего отца. Если у вас возникнет желание еще раз поговорить с нами об этом, милости просим. Спасибо, что нанесли нам визит, собрание окончено. Мартина вышла из комнаты, не говоря ни слова. Хлопнула дверь, раздались смешки, реакция была единодушной: – Ну и фурия! – Бедный Густав, он такой милый… – Вот и рожай после этого детей… Через несколько минут собрание закончилось. Мы с Марин, которая все еще кипела от злости, вышли покурить. Густав стоял возле машины на парковке. Его дочь разговаривала с ним через приоткрытую дверь. Луиза сидела на скамейке и не спускала с них глаз. Мы подошли к ней. – Ну, что, познакомились с будущей невесткой? – спросила я, усмехаясь. – Она даже не поздоровалась со мной, – грустно ответила Луиза. – Густав столько рассказывал о своей дочери, что мне захотелось с ней встретиться. Он говорил, что раньше она была другой… – Может, врезать ей как следует, чтобы она стала такой, как раньше? – предложила Марин. Густав все еще продолжал говорить с дочерью, когда машина тронулась с места и уехала. Несколько мгновений он стоял, опираясь на ходунки и провожая ее взглядом, а потом побрел к нам. Он уже был рядом, когда машина вернулась, подав назад. Мартина открыла дверь и заявила: – Папа, если ты сделаешь это, можешь поставить на мне жирный крест! Он обернулся и произнес разочарованным тоном: – Дорогая, я уже давным-давно поставил на тебе жирный крест. Я люблю тебя и буду любить до последнего своего вздоха, потому что не могу забыть маленькую шаловливую хитрюгу, какой ты была когда-то. Ты все время смеялась. Но много лет назад эта девочка исчезла. Я знаю, моя дорогая, ты все еще обижаешься на меня, и сожалею, что причинил тебе столько боли. Я сто раз просил у тебя прощения, но не могу заставить тебя простить меня. Больше всего на свете я желаю тебе счастья, даже если я никогда не буду его свидетелем. Но я тоже имею право быть счастливым и не позволю тебе помешать мне. Я женюсь на Луизе, хочешь ты этого или нет, и закончу свои дни вместе с ней. Если ты не согласна с этим, я приму твое решение. Но в любом случае ты моя дочь, и мне все время не хватает тебя. Он умолк. Надежда читалась в его фигуре, в каждом жесте, в слегка дрожащих руках, которыми он опирался на ходунки. Его дочь не произнесла ни слова. Стекло медленно начало подниматься, пока окно не закрылось. Потом машина тронулась с места и скрылась из вида. Густав пожал плечами, повернулся и направился к нам с делано-равнодушным видом. – На одного меньше придется тратиться на угощение! 81 – Как вы себя чувствуете? Склонившись над круглым столиком, Луиза вязала шерстяные мешочки для свадебных драже. Я подула на горячий шоколад, который она мне приготовила. Этого еженедельного ритуала мне тоже будет не хватать. – Я себя чувствую на удивление хорошо! Прекрасно помню, как мы готовились к моей первой свадьбе. Я тогда была самой счастливой и даже не могла мечтать, что мне когда-нибудь придется пережить все это еще раз. Какое это счастье! А как ваши дела? |