Онлайн книга «Глубина»
– И так все побережье? – спросила Изотова с явным восхищением. – Так весь мир. Достаточно «закачать» карту из Интернета. – По этой линии всегда можно вернуться домой? – Точно. – И ночью? – И ночью. Она склонилась так, чтобы касаться его грудью. Намеренно. Губатый в этом не сомневался. – Просто идти по линии, назад? – Да. – Как по хлебным крошкам? – Даже проще. Пименов переложил штурвал на несколько румбов правее, чтобы обойти скальную гряду, тянувшуюся перпендикулярно берегу. Там, где она подходила вплотную к поверхности, образуя банку площадью несколько сот квадратных метров, на воде вскипали буруны. «Тайна» качнулась на волне, и пошла резать ее в три четверти, сменив гладкую боковую раскачку на довольно-таки резвый аллюр. Снизу, из каюты, перекрывая бормотание дизеля и ветер, раздался протяжный мучительный стон. – Он таки испоганит мне каюту, – обреченно сказала Изотова. – Не думаю, – утешил ее Губатый. – Но проблем будет полно. Палатка у меня есть, можно и на берегу ночевать, но это лишняя головная боль. На судне удобнее, конечно. В тех местах скалы подходят вплотную к воде. Оползни частые – там берег высокий. Если штормит – на берегу не останешься. Не то, что палатку, валуны смывает. На Неделю Любви, к морю и не подойти было… При словах о Неделе Любви Ленка посмотрела на Пименова так, как смотрит на мышку кошка – с тем же чувством превосходства и вседозволенности. Неделей Любви здесь называли первые семь дней августа. В эти дни здесь почти всегда лили проливные дожди, сильно смахивающие на тропические ливни. С гор несло коричнево-желтую грязь, вскипали селевой жижей горные речушки, и море било о скалы гигантскими волнами. Ни купаться, ни загорать в такую погоду отдыхающие, конечно, не могли. Оставалось одно занятие… Именно в эту неделю много лет назад Пименов и Изотова познакомились поближе. – Ты помнишь? – сказала она многозначительно. – Помню, – откликнулся он. – Но что это меняет? Я не это имел в виду, Лена. Я просто сказал о том, что твой супружник будут мучаться ровно столько, сколько мы будем в море. И не факт, что лагерь можно будет разбить на берегу. Он уже «никакой», а нас еще и не болтало по-настоящему. Конечно, посмотрим по глубинам, но кажется мне, что стать на якорь в самой бухте у нас может и не получиться. – Это его проблема. – Это будет наша проблема. Нас только трое. – Ну и что? – Ничего, – усмехнулся Губатый. – Если бы мы ехали на пикник… Ты с аквалангом ныряла? – Не-а… – протянула Изотова, закуривая очередную сигарету. Какую уже за сегодня? Десятую, двадцатую? – Но я быстро учусь. Покажешь. – А он? – Не смеши. Он и нырять? Разве, что в ванной. – Значит, реально искать «Ноту» смогу я один. И это не радует. Если работать на глубинах до пятнадцати, вы через день худо-бедно сможете, правда, под моим наблюдением, то глубже – уже нет. А если нырять придется глубже сорока, тогда нужен настоящий водолазный костюм и люди на лебедке и компрессоре. Знаешь, Изотова?… – Что, Пима? – Это даже не авантюра. Это полное говно. – Если бы все было легко, то мы не были бы первыми. – А мы первые? – спросил Губатый. – Откуда это известно? Прошло почти девяносто лет. Ты думаешь, никто не видел этих бумажек в архивах? Ладно, пусть даже так! Вам сказочно повезло! Совпадение – ты находишь бабульку, Олег – документы. Все отлично! Вы вдвоем находите идиота, то есть меня! Но… Есть одно «но»! Какие у нас шторма тебе рассказывать не надо. Мы еще детьми купались на Шесхарисе [9] рядом с «Барбариной» [10]. Ее вышвырнуло на берег, как хворостинку! И это в бухте. А там, куда мы плывем – открытое море. Если корму занесло чуть ближе к берегу, и она легла метрах на десяти – ее разбило тем же летом и искать там нечего. Если она легла чуть глубже, там, где отметка метров пятьдесят, нужно специальное оборудование. Без него мы ничего не найдем, хоть год будем нырять рядом. Она отошла и села на край стола, болтая ногой. – И ты бы не попробовал? Узнал бы то, что я – и не попробовал? Что мы теряем? – Ну, предположим, в этой истории я теряю… – Что? – Время, Изотова. Время и деньги. Ленка соскочила со стола и подошла к нему вплотную. Он ощутил ее дыхание у себя на шее, потом оно коснулось уха. – А если я сделаю так, что ты ничего не потеряешь? – сказала она вкрадчиво. Они были почти одного роста. Изотова разве что чуть-чуть ниже и ее груди коснулись его лопаток, а прохладный живот – спины. Руки ее, мускулистые, с коротко обрезанными ногтями, скользнули под его рубашку, одетую навыпуск и прошлись под поясом холщевых шорт. – Изотова, – сказал Губатый. – Остынь. Я не хочу неприятностей. – Я не предлагаю тебе неприятностей. Наоборот, я предлагаю тебе приятности. – Мне неудобно тебе напоминать, но… Ты помнишь, кто сейчас лежит в каюте? – Плевать. – Есть у меня принцип… – Пименов сам удивился, как сдавленно прозвучал его голос. Словно кто-то ухватил его рукой за горло. – Принцип простой: никогда не смешивать работу и удовольствие. – Да? – спросила Ленка, изобразив голосом невинность и удивление. – И получается? Ее рука скользнула за пояс шортов и натолкнулась… А на что, собственно, она еще могла натолкнуться? – Ого! – произнесла Изотова и гортанно хохотнула. – Не смешивать, говоришь? Ну, ну… Она отстранилась от Пименова, и стала справа от него, рассматривая с иронией и интересом. – Знаешь, никогда никого не упрашивала! И теперь не буду… Посмотрим, какой ты Сухов! Сколько лет прошло, Пима, а ты все еще на меня стойку делаешь… Может быть, ты и забыл, а вот он – нет. И ему плевать на то, что и с чем ты не смешиваешь… Губатый молчал. Спорить было глупо. А делать надо было минутой раньше. Теперь уже ситуация требовала держать марку. «Дурак, – подумал он про себя. – Конченый дурак! Ты никому ничего не должен. В конце концов, ты хозяин судна, и только от тебя сейчас зависит успех дела. Можешь считать ее входящей в плату за участие». |