
Онлайн книга «Медведь и соловей»
![]() Дуня тяжело дышала, а в ее глазах горело адское пламя. Вася вытащила нож и с силой полоснула по венам на запястье. Кожа чуть сопротивлялась, но поддалась, и хлынула кровь. Соловей инстинктивно попятился. – Вася! – вскрикнул Алеша, но она его не слушала. Она сделала большой шаг вперед. Ее кровь алым дождем упала на снег, на глину, на подснежники. За спиной Соловей встал на дыбы. – Вот, Дуняша, – проговорила Вася. – Вот. Ты голодная. Ты часто меня кормила. Помнишь? И она протянула мертвой кровоточащую руку. А потом думать стало поздно. Существо схватило ее руку, словно жадный ребенок, впилось ей в запястье и принялось пить. Вася замерла неподвижно, отчаянно стараясь не упасть. Существо кормилось и скулило. Оно скулило все сильнее и сильнее, а потом вдруг резко оттолкнуло ее руку и попятилось. Вася пошатнулась: у нее кружилась голова, в глазах мелькали темные мушки. Однако Соловей оказался за спиной и не дал упасть, встревоженно подталкивая носом. Запястье у нее оказалось погрызено, словно попавшая к собаке кость. Стиснув зубы, Вася оторвала тряпицу от рубахи и туго перетянула рану. Она слышала свист Алешиной сабли. Напор врагов подхватил ее брата и оттеснил от нее. А потом раздался крик ярости. Адское пламя в глазах упырицы потухло. Кровь на лице потрескалась и осыпалась хлопьями. – Моя Марина, наконец-то. Ты так долго! – Дуня! – откликнулась Вася. – Я рада тебя видеть. – Марина, Маришка! Где я? Мне холодно. Мне было так страшно… – Все хорошо, – сказала Вася, стараясь не заплакать. – Все будет хорошо. – Она обняла существо, пахнущее смертью. – Теперь уже можно не бояться. – Вдали раздался рев. Дуня дернулась у Васи в объятиях. – Ш-ш! – сказала Вася, словно успокаивая ребенка. – Не смотри туда. На губах у нее ощущался вкус соли. Внезапно рядом с ней возник Морозко. Он часто дышал, и вид у него был такой же исступленный, как у Соловья. – Ты – сумасшедшая дура, Василиса Петровна, – сказал он. Захватив горсть снега, он прижал его к ее кровоточащей руке. Снег тут же смерзся, останавливая кровь. Смахнув лишнее, Вася обнаружила, что ее рану защищает тонкий слой льда. – Что случилось? – спросила Вася. – Черти держатся, – мрачно ответил Морозко, – но так будет недолго. Твоя мачеха умерла, так что медведь освободился. Он вырвется скоро, очень скоро. Сражение снова вернулось на поляну. Духи леса рядом с громадным медведем казались детьми. Он вырос: казалось, его плечи рвут небо. Он схватил полевика своими мощными челюстями и отшвырнул в сторону. Русалка стояла рядом с ним, издавая невнятный вопль. Медведь запрокинул громадную косматую голову. – Свободен! – взревел он, рыча и хохоча. Он схватил лешего, и до Васи донесся треск расщепляемого дерева. – Значит, вы должны им помочь! – огрызнулась Вася. – Зачем вы здесь? Морозко прищурился и ничего не ответил. На мгновение Васе пришла в голову нелепая мысль, будто он вернулся, чтобы помешать ей погибнуть. Белая кобылица прижалась носом к морщинистой Дуниной щеке. – Я тебя знаю, – прошептала старушка лошади. – Ты такая красивая! А потом Дуня заметила Морозко, и в ее взгляде снова появился страх. – И тебя я тоже знаю, – сказала она. – Ты больше меня не увидишь, Авдотья Михайловна, как мне очень хочется надеяться, – сказал Морозко, однако голос его был мягким. – Заберите ее, – поспешно попросила Вася. – Дайте ей по-настоящему умереть, чтобы ей больше не бояться. Смотрите: она уже начала забывать. Это было так. Понимание начало исчезать с Дуниного лица. – А ты, Вася? – спросил Морозко. – Если я ее заберу, мне придется покинуть это место. Вася представила себе, как окажется одна против медведя, и дрогнула. – А сколько вас не будет? – Мгновение. Час. Предсказать невозможно. У них за спинами медведь созывал своих сторонников. Дуню затрясло. – Я должна идти к нему, – прошептала она. – Должна. Маришка, прошу… Вася решилась. – У меня есть идея, – сказала она. – Будет лучше… – Нет, – отрезала Вася. – Заберите ее сейчас же. Пожалуйста. Она была мне матерью. – Она обеими руками схватила хозяина за локоть. – Белая кобылица назвала вас приносящим подарки. Сделайте это сейчас для меня, Морозко. Умоляю. Молчание затягивалось. Морозко посмотрел на сражение, продолжающееся чуть в стороне. Потом снова на Васю. На долю мгновения его взгляд устремился в лес. Вася посмотрела туда же, но ничего не увидела. А потом хозяин зимы вдруг улыбнулся. – Хорошо, – согласился Морозко. Неожиданно он протянул руки, привлек ее к себе и поцеловал быстро и жадно. Она устремила на него ошеломленный взгляд. – Тогда тебе придется держаться, Вася, – сказал он. – Как можно дольше. Будь храброй. Он отступил на шаг. – Иди сюда, Авдотья Михайловна. Отправься в путь со мной. В следующий миг они с Дуней оказались верхом на белой кобылице, а у Васиных ног осталось только истерзанное, окровавленное, опустошенное нечто. – Прощай! – прошептала Вася, борясь с желанием позвать его назад. А потом они исчезли – белая кобылица и два ее всадника. Вася глубоко вздохнула. Медведь отбросил последних своих противников. Сейчас у него снова было обезображенное шрамами лицо человека, но теперь это был высокий и сильный мужчина с беспощадными руками. Он расхохотался. – Молодец! – сказал он. – Я и сам все время пытаюсь от него избавиться. Он – холодное существо, девушка. А вот я – огонь. Я тебя согрею. Иди сюда, маленькая ведьма, и живи вечно. Вася испуганно втянула в себя воздух. Однако Соловей был рядом: она ощутила под рукой его сильную шею, и тут же, не глядя, взлетела ему на спину. – Лучше тысячу раз умереть, – сказала она медведю. Кривая губа приподнялась, сверкнули длинные зубы. – Как хочешь, – холодно бросил он. – Раба или верная служительница – выбор за тобой. Но ты в любом случае моя. – Говоря это, он увеличивался в росте, и внезапно человек снова стал медведем, пасть которого могла поглотить весь мир. Он ей ухмыльнулся. – А, тебе страшно. В итоге они все боятся. Однако страх храброго – это самое лучшее. Васе показалось, что сердце у нее вот-вот выпрыгнет из груди. Однако вслух она сказала тихим, сдержанным голосом: – Я вижу здесь лесной народец. Но как же домовой, банник, вазила? Придите ко мне, дети очагов моих людей, ибо нужда моя велика. |