Онлайн книга «Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман»
Но продавщица на кассе спросила меня: – Деньги мать дала или украл? – Украл, – ответил я. – Убил сначала, а потом украл. Я смотрел продавщице прямо в глаза. Она улыбнулась и пробила чек. Презервативы висели около кассы. Я показал на тот, который был мне нужен, и попросил три штуки. И началось. Продавщица спросила, хитро щуря глаза: – Не рано ли тебе? – В каком смысле? – я сделал вид, что не понял. Она ухмыльнулась: – Пользоваться тебе ими не рано? Аптеркарша была толстая пожилая тетка с крошечными глазками. Я широко улыбнулся ей: – Не надо завидовать. – Похами мне еще, – предсказуемо ответила она. На бейджике аптекарши были написано «Туманова З.И. Фармацевт». – Уважаемая госпожа Туманова, – произнес я совершенно серьезно. – Вам, как фармацевту, должно быть известно, что презервативы делаются из очень прочного материала, кроме того, сама специфика использования этих изделий предполагает их абсолютную водонепроницаемость. Поэтому я, как и другие школьники России, использую их для химических опытов. Вы, госпожа Туманова, мешаете моему пылкому уму внедриться в тайны науки химии. Более того, вы отчего-то считаете, что мне рано заниматься наукой, и даже завидуете мне, потому что я занимаюсь наукой, а вы нет. Мне это кажется странным, и потому я прошу пригласить директора этого заведения, чтобы я мог довести до его сведения, как вы мешаете молодым людям в их пытливых занятиях научной деятельностью. По мере моего монолога физиономия фармацевта Тумановой З.И. вытягивалась все сильней. Я закончил и победно смотрел на госпожу Туманову. Я был единственным покупателем, и, увы, никто не мог оценить моего прекрасного монолога. – Так ты это… – начала Туманова. Но я ее перебил: – Прошу разговаривать со мной на вы и пригласить директора. – Я помолчал и понял, что надо использовать последний убойный аргумент, который всегда действует на взрослых. – Иначе я пожалуюсь отцу, что вы не продаете мне изделия, необходимые для очень важного и очень химического опыта. Туманова спросила: – Сколько тебе? – Вам. – Сколько вам? Последнее слово она выдавила с трудом, но все-таки выдавила. – Три. И директора. Она протянула презервативы. Я – деньги. Она отсчитала сдачу. – И запомните, госпожа Туманова, никогда нельзя стоять на пути развития науки. С гордым видом я вышел из аптеки. Одну проблему я решил. Теперь оставалась проблема с водкой, которую мне тоже, конечно, продавать не будут. Удивительное дело! Я не сделал ничего плохого: никого не убил, не ограбил. И только по той причине, что мне мало лет, меня все время все достают. Достают и достают. Просто так. Как будто возраст – это вина. Почему они за меня решают, когда мне пить водку и заниматься сексом? Почему они решили, что я – придурок, который сам не в состоянии ни за что отвечать? Включите программу новостей. Или ток-шоу, которые так любит моя мама… Ну, и кто тут придурок? Настроение портилось. А вечер приближался. Хорошо еще, что у меня есть Ляга. Я скучаю по ее выпуклым глазам и по тому, как она плавает, отталкиваясь от воды. Я бы взял Лягу вечером с собой. Но это явно невозможно. Придется как-то самому. Самому придется. Как-то… _______________________________________________ Я смотрел на то, как орет на меня Оля… Не слушал, что она кричит, потому что ее тексты разнообразием не отличаются, а вот именно смотрел. Смотрел себе и думал: вот эту женщину я любил. С ней прожил много лет. Она родила мне замечательного сына. Она казалась мне незаменимой. Из восьми миллиардов жителей земли так дотошно… Можно употребить такое слово? Почему нет? Да, именно столь дотошно я знаю только ее. Я изучил все родинки на ее теле; все ее привычки; мне известно, что если по ночам она начинает сопеть, ей надо тихонечко подуть в ухо, и сопение прекращается… Раньше… Сколько лет назад? Или веков? Да и было ли? Было, да: я обнимал ее и заканчивался любой скандал. Куда делось? Где потерялось? Раз… Два… Три… Проверка… Пишем ли?.. Пишем… И вот передо мной стоит совершенно чужой человек, который не вызывает у меня ничего, кроме раздражения. Моя жена… Мать моего ребенка… Совершенно чужой человек. Чужой человек в совершенстве. Сейчас сказать ей о своем решении или позже? Я же решил, что это будет второй шаг. Значит, второму и быть. Ольга словно почувствовала мои мысли… Не поняла, а вот именно почувствовала. Она всегда умела чувствовать, что я скажу, прежде чем я произносил слова. И вот, когда я уже открывал входную дверь, она произнесла совершенно спокойно: – Если ты удумал от меня сваливать – вали. Но скорый развод я тебе не дам, так и знай. Тянуть буду до последнего. Я искренно удивился: – Почему? – Потому что ты отбегаешь свое и все равно вернешься. Стареть мы будем с тобой вместе. И ты это прекрасно знаешь. Понял меня, Сергей Сергеевич? Это было настолько неожиданно, что я не нашелся, что ответить. У меня возникла предательская мысль: она ведь права – права она, черт побери! Я выскочил на улицу, словно мечтая убежать от этой жуткой мысли. Ирма, как нередко бывало в последнее время, ждала меня за углом в своей машине. Хотите, я скажу вам, что такое любовь… Я уже чего-то такое говорил, но это все фигня… Сейчас я понял. Кажется, понял окончательно. Убегая от своей мысли, ты выскакиваешь из-за угла, словно преступник, скрывающийся от погони, и видишь ее… Да нет, не ее ты видишь, но только машину… От нее – лишь абрис, силуэт, неясность… Но этого достаточно, чтобы все мысли, в том числе и эта, мерзкая, испарились, а все твое стареющее существо заполнилось какой-то невероятной теплотой. Вот – любовь. И ты подходишь к машине, не умея убрать с лица идиотскую улыбку невыносимого счастья, и падаешь на переднее сиденье, и целуешь свою женщину, целуешь… Целовать и целый – однокоренные слова? Человек не может быть целым, если не целует… |