Онлайн книга «Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман»
В кино какой-нибудь супермен трогал жилку на шее безжизненного тела (чаще женского) и потом смотрел трагично в кадр. Бомж жутко вонял и трогать его совершенно не хотелось. Я еще отхлебнул водки и подумал: а что если я и родился-то только для того, чтобы стать трупом, и у меня и вправду ничего больше в жизни не случится? А что еще и может-то произойти в жизни человека, который уже стал трупом? Что может быть круче? Я смотрел на этого умершего человека – или не умершего? Но мне казалось, что умершего… Так вот, я смотрел на этого умершего человека и все больше верил, что это умер не кто-то, а я. Как-то очень всерьез и по-настоящему верил в это. И чем больше пил… Хотя пил я по чуть-чуть… Но чем больше «по чуть-чуть» – тем больше верил. Я поднялся, посмотрел сверху на бомжа и спросил: – Кто ты был? Нет, неправильно. Я кто был? Что заставило тебя прийти сюда и умереть так нелепо? Или меня заставило? Меня? Сейчас приедет скорая, и меня не станет совсем. Как же так? Как жить, когда меня не будет? Еще ведь не поздно все изменить. Или поздно? Поздно… _______________________________________________ Сегодняшний день обещал быть спокойным и бездеятельным: у Ирмы не было ни концертов, ни записей, у меня – спектакля. Начинался робкий синенький рассвет. Мы не спали. – Неужели мы будем вместе с тобой ездить на гастроли? Спать вместе в дурацких гостиницах? Утром спускаться на завтрак, пить кофе и есть хлеб с джемом? Ирма шептала, потому что ночью не хочется говорить громко. – Будем, – прошептал я в ответ. В городе редко бывает так тихо, как в эти ранние, рассветные часы. – Я думала, что мне уже никогда не будет так хорошо, как сейчас, – прошептала Ирма. – У тебя нет ощущения, что мы знакомы с тобой много-много лет? – Есть. Начали прочищать свои глотки первые птицы. Небо светлело так, словно внутри него зажгли фонарик, который постепенно, медленно разгорался. – Я тебя еще не обрела как следует, а уже боюсь потерять, – Ирма оперлась на локоть и смотрела на меня скорее удивленными, чем влюбленными глазами. Честно говоря, я терпеть не могу эти пустые, лирические разговоры, бесконечные «сю-сю-сю». Они не рождают во мне никакого ощущения радости, но только тоску. Однако я знал, что женщинам такие беседы необходимы. Я давно заметил, что женщины, в отличие от мужчин, обожают сказки. Все эти шуточки про то, что, мол, она ждет принца на белом коне, не просто так ведь рождаются. Мужчина рассчитывает на себя, женщина – на чудо. Так мне кажется. И когда женщина лежит рядом с мужчиной, а за окном синеет рассвет, ей просто необходимо говорить и слышать всякие лирические слова – тогда ей начинает казаться, что она хоть и немножечко, но попала в сказку: чудо сбылось. Я вздохнул и, как умел, лирично произнес: – И я тебя тоже боюсь потерять. Потом я прижал Ирму к себе и подумал: «Сейчас она скажет: „Когда я прижимаюсь к тебе, мне кажется, я в тебе растворяюсь“». – Знаешь, – сказала Ирма. – Когда прижимаешься к любимому мужчине, всегда кажется, будто ты в нем растворяешься. Но с тобой нет такого. Ты как будто не пускаешь в себя… Ирма была другой. Это ощущалось в каждом ее движении, каждой фразе. Она была непохожей. Встретить в пятьдесят лет женщину, которая не похожа на всех остальных, – это ли не чудо? Не какое-то там придуманное, сказочное, а настоящее? Чудо, которое называется судьба. Я молча обнял Ирму. Мы лежали, ничего не говоря. И это было счастье. И я чувствовал… Нет, я знал, что это ощущение счастья есть и у нее, и у меня. Твердо знал. И это тоже называется «любовь»: совместное счастье. Да что ж она еще такое, эта любовь, как не совместное счастье? Вся моя прошлая жизнь казалась давным-давно ушедшей в прошлое. Вот именно: давным-давно. И вот именно: в прошлое, откуда, как известно, не возвращаются. Жена, сын, театр… Все это вспоминалось, как кино, которое не принадлежало мне. Оно было чужим и ненужным. Ненужным и, что самое отвратительное, чужим. Это было неприятно. Но это было так. Ирма – не просто очередная баба, с которой нам хорошо по-всякому проводить время. Ирма – это новая жизнь, которая, что естественно, перечеркивает старую. Стирает. Уничтожает. Собственно говоря, это именно то, чего я так хотел, и даже жаждал. К ней надо просто привыкнуть, вот и все, к этой новой, счастливой жизни. Счастье, скажу я вам, это ведь тоже то, к чему надо привыкать. _______________________________________________ Скорая никак не ехала. Земля чуть-чуть плыла. Но это уже стало привычным: чуть плывущая земля. Даже забавно. Открыл бутылку, и меня замутило от одного запаха. Поболтал бутылку. Поглядел через нее на луну. Белые пузырьки бегали по луне. Не прикольно. Глотнул. Прислушался к себе. Тепло присутствовало, тошноты не ощущалось. И здорово. Подошел к бомжу. Он не подавал никаких признаков жизни. – Эй, труп, – я зачем-то пнул его ногой. – Ты живой? Мужик не откликался. Я нагнулся и вылил на него немного водки. Я был убежден: если на человека вылить мокрое, да еще пахнущее спиртом, он проснется. Бомж не пошевелился. – Ты чего, правда, умер? – почему-то шепотом спросил я. Ни одного человека вокруг. Ни души. Вроде, магазин рядом, дома возвышаются. Ну кто-то же должен выйти с собакой или, например, с девушкой прогуляться. Или просто прошвырнуться перед сном. Никого. Я. Бомж. И луна. Луна далеко, бомж близко. И все. Можно было уйти: какое мне дело до этого, незнакомого мне, человека? Куртку даже было не жалко – черт с ней. Снимать с трупа куртку – это шандец какой-то… Да и вообще, при чем тут куртка? Но я не уходил почему-то. Я даже знаю, почему. Просто так нельзя уйти – надо уйти, чтобы куда-то прийти. Но ни на земле, ни на луне не было места, куда бы мне хотелось прийти. |