
Онлайн книга «Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман»
![]() Я вышел в какое-то поле. Стояла ночь. Глубокая ночь. Я понял, почему так говорят: стояла ночь. Про день так не говорят, а про ночь – да. И она действительно стояла – неподвижная и страшная. Откуда взялось поле в городе? Я не знал, откуда взялось поле в городе. Но оно тоже стояло. Неподвижное и страшное. Такое же реальное, как ночь. И такое же черное. И такое же бескрайнее. Откуда взялось черное бескрайнее поле в городе, не имело никакого значения. Я шел через поле. Шел через поле один, потому что – глубокая черная ночь, которая стояла. Я шел через поле абсолютно один, зачем-то отхлебывая по капле из бутылки, хотя пить мне уже совсем не хотелось. Но водка чего-то не заканчивалась никак. А выкидывать ее было жаль. Я сроднился с этой бутылкой. Она ведь была свидетельницей того, как я умирал. Я шел через стоя́щее поле и орал: – Так всем вам и надо! – орал я. – Я исчез из вашей жизни! Пошли вы все! Все вы пошли на… Я поскользнулся и упал. – Мальчик? – спросил я сам себя жалостливым тоном, выпендриваясь и изображая неизвестно кого. – А тебе не жалко родителей? Учителей? Друзей? Любимую девочку? Ты жестокий какой, мальчик! Ай-ай-ай… Я вскочил и заорал: – Нет у меня никого! Пошли вы все! Все пошли на!.. Я стоял посреди поля и орал. Это было классно! Я почувствовал, что моим ногам стало мокро. Я понял, что нечаянно вылил остатки водки прямо на кроссовки. Бутылка из свидетельницы моей смерти мгновенно превратилась в гранату. Я замахнулся и зашвырнул ее. Пригнулся, всерьез ожидая взрыва, но бутылка даже не разбилась. Я упал на колени и почему-то прошептал, обращаясь неизвестно к кому: – Я умер, я труп. Ясно вам? Я казался себе героем фильма, который идет по черному ночному полю и орет какие-то важные для зрителя слова. Я вскочил и заорал, глядя, конечно, в небо: – А! А! А! А! А! Я сдох! А! А! А! А! А! И почувствовал невероятную усталость. Эта подлая усталость возникла нагло, без предупреждения. Она была очень сильной. Била меня по ногам, и не давала идти. Я упал на землю и решил заснуть. Знал, что пьяные люди засыпают мгновенно, и очень надеялся отключиться сразу. Но спать на земле оказалось очень холодно. Пришлось подняться, сфокусировать в голове шатающийся мир и побрести к ближайшему дому. Я стал дергать двери подъездов. Все были заперты на одинаковые кодовые замки. Одна дверь открылась изнутри, и вышла высокая женщина в белом пальто. Она была нереальна, как виденье. Длинные ноги на каблуках. Белое пальто. Красный шарф. Я остолбенел и буркнул: – Здрасьте. – Развелось пьяни, – прокричала женщина и быстро направилась в сторону машины. – Спасибо, – сказал я и вошел в подъезд. Поднялся на пару этажей. Подъем отнял у меня последние силы. Я рухнул, прислонился к стене и задрых так быстро, как и должен засыпать пьяный человек. _______________________________________________ Я не должен это говорить. Этого нельзя говорить. Это невозможно выговорить. Но если я не буду говорить, – я просто умру. Я не знаю, откуда брать теперь силы, и, главное, зачем. Зачем силы? Зачем жить? Зачем… Позвонила Ольга. Она рыдала так, как не рыдала никогда в жизни. И повторяла только: – Сережка, Сережка… Я ничего не понял и сказал, что приеду. Ирма меня задерживать не стала. Но и сочувствия не выражала. – Она придумала хороший ход, чтобы тебя вернуть. – Ирма стояла на кухне и проворачивала мясо для фарша. – Так мне котлеты жарить на двоих или только для себя? – Что ты говоришь? – я, конечно, обнял ее за плечи. – Я же пришел к тебе. Что-то случилось с Сережкой. Все выясню и вернусь. Час, ну, максимум два. Ирма усмехнулась: – Жду тебя к ужину. Я пришел домой. Ольга лежала на кровати. Говорить она не могла. _______________________________________________ Видимо, пешком между этажами никто не ходил, во всяком случае, меня никто не заметил. Я спал себе и спал, привалившись к стене, и проснулся непонятно почему. Просто проснулся и все. Встал, прислушался к себе. Голова не болела, и даже мир особо не кружился. Хотелось есть. Я вышел на улицу и побрел в «Макдоналдс». По дороге автоматически достал телефон. Было восемнадцать неотвеченных звонков от мамы и примерно столько же от отца. Никогда не ощущалось столь пристального внимания со стороны предков – значит, им уже сообщили, что я найден мертвым. Отлично! Пусть подергаются, отвлекутся хоть от своей херни. Полезно будет. Я очень хорошо представлял, что будет дальше. Отца вызовут на опознание. Он, шатаясь, подойдет к трупу, и – о радость! – это не я. Отец позвонит маме… Всеобщая радость! Хеппи-энд. Появляюсь я в белом костюме. Ахи-охи… Как же так, сынок? Ля-ля-ля… В общем, классно все. Голова варила плохо, если честно, мозги еще не врубились в жизнь. И что именно классно, я до конца не врубался. Оно на фиг и не надо. Главное, ощущение, что все идет правильно. После «Макдоналдса» я четко понял, что у меня нет никаких сил. Голова не болела, не тошнило. Просто – четкое и неприятное осознание того, что у меня отняли все силы. Хотелось прийти домой, рухнуть и уснуть. Я бы, пожалуй, так и сделал. Но, прислушавшись к себе, понял, что впервые в жизни ощущаю какую-то невероятную свободу. Или даже волю. Когда-то Семен Витальевич сказал, что русский язык понимает только тот, кому ясна разница между словами «свобода» и «воля». Это была одна из немногих умных мыслей, сказанных Витальевичем, поэтому я ее запомнил. Дальше шла какая-то муть, когда он пытался эту разницу объяснить. Фигня в общем… И вот сейчас, мне кажется, я начал понимать, что такое воля. Я был совершенно свободен от жизни, вот какое дело. Меня ведь не было в этом мире. Я от него свободен, а он от меня. Мне захотелось написать какой-нибудь стих, но рифмы в башке не рождались. |