Онлайн книга «Не делай добра»
|
* * * — Значит, тебя Катей зовут, — женщина сочувственно покачала головой. — Как ты узнала о нашем существовании? — Подруга подсказала. Я у нее жила, пока Славка… ну, пока он снова меня не нашел. — А она как узнала? — Наверное, из Интернета, — пожала плечами Катерина. — А может, слышала от кого — она ведь в социальной службе работает. Я надеялась, что Светка мне помочь сумеет по своим каналам, но она сказала, что у них нет таких возможностей. — Да, — понимающе закивала директриса приюта, — с помощью женщинам у нас и в самом деле проблемы! Только вот, Катюша, у нас на данный момент все места заняты, понимаешь? Девушка громко всхлипнула и высморкалась в бумажную салфетку. — И что же мне делать, Елена Тимофеевна? — спросила она дрожащим голосом. — Может, вы знаете другое место, где я могла бы перекантоваться? — Какой у тебя срок? — Одиннадцать недель. Директриса задумалась. — Ладно, — вздохнула она наконец, — что-нибудь сообразим… Родственники есть? Ты думала, куда подашься с дитем? Катерина помотала головой. — Я так далеко не загадывала! А родичей нет у меня, все поумирали… Хотела аборт делать, но денег, чтобы обращаться в приличную клинику, нет, а к мяснику какому-то… — Нет-нет, это исключено! — энергично замахала руками Елена Тимофеевна. — Не волнуйся, Катюша, мы тебя устроим. Поставим дополнительную койку в комнату — в тесноте да не в обиде, верно? Громко всхлипнув, Катерина снова высморкалась в бумажную салфетку и кивнула. * * * — Ты пей чаек-то, пей, — приговаривала баба Зина, подливая кипяток в стакан Дамира. Он сто лет не пил из граненого стакана, вставленного в стальной подстаканник. Такие раньше подавали в поездах — воспоминание из детства. — Здесь и липовый цвет, и малина, и черная сморода — все сама собирала, сушила и заваривала! Дамир всем напиткам предпочитал кофе. Если же ему и случалось пить чай, то он заваривал черный, без добавок, или довольствовался чайными пакетиками. Отвары — это вообще не его, но нельзя же обижать гостеприимную старушку, с радостью выставившую на стол все, что было в доме, чтобы накормить-напоить незваного гостя. С трудом подавляя отвращение, опер мужественно поднес чашку к губам, вдохнув целый букет ароматов. «Похоже на раствор для ингаляций!» — пронеслось у него в голове. — Зинаида Аркадьевна, мы говорили о… — Баба Зина я, — поправила хозяйка и уселась напротив Дамира, внимательно следя за тем, чтобы его глотки были достаточно большими. — Да помню я, о чем мы говорили — нету у меня маразма еще! — Я не… — начал было Ахметов, но баба Зина не дала ему продолжить: — Янку мне страсть как жалко было, несчастная она девка! Говорила я ей, нечего цепляться к мужику, как будто он — спасательный круг. Мужиков в мире воз и маленькая тележка, на Дениске свет клином не сошелся! Вы в курсе, что он в тюрьме сидел? — баба Зина понизила голос, произнося последнюю фразу, как будто выдавала государственную тайну и их могли ненароком подслушать иностранные агенты. Ахметов кивнул. — Ну вот, а Янка — хорошая девчонка. И мать ее, покойница, святая женщина была! Не пара они с Дениской, я так ей сразу и сказала, как его увидела. — А она — что? — Посмеялась, мол, да что вы, баба Зина, в самом деле, он хороший… А вот этот «хороший» взял да и убил ее! — Ну, этого мы пока не знаем, — поспешил поправить пожилую женщину Дамир. — Да убил, точно убил — не смог вынести, что Янка от него сбежала! Дениска, в общем-то, парень неплохой, когда трезвый, только вот трезвым он редко бывает. А как выпьет, так и лупит ее почем зря. Наверняка и когда убивал, тоже пьяный был… — А вы в курсе их совместной жизни! — Так Янка ко мне прибегала, когда Дениска распоясывался. Я ее чайком отпаивала, на бланши компрессы накладывала. Мать-то померла, и девка одна осталась. Я вот тоже одна, и Янка мне помогала. В магазин сходить, газетку в киоске купить… И я ей, чем могла… — Яна не пыталась выгнать ублюдка? — поинтересовался Ахметов. — Дом ведь ее матери принадлежал? — А как же, пыталась! Несколько раз выгоняла, только Дениска не уходил. Она и вещи его паковала, и за порог выставляла. — А он? — Приходил, бился в дверь. Яне приходилось либо его впускать, и они мирились, либо он уходил к соседу, Макарычу, и там ночевал. А с утра — все по новой. Не могла Янка с ним справиться. Или с собой… Но в конце концов она его выперла! — Неужели? — Где-то с месяц назад. Ой, тут такое было — полиция приезжала, Дениску уводили… С тех пор тихо стало, благодать! — А Касатонов больше вернуться не пытался? — После полиции-то? Пару раз приходил. И ко мне приходил, скулил, мол, баба Зина, поговорите с Янкой, скажите, что я больше не буду… Детский сад прям! Но Янка держалась. — Вы знали, что она беременна? — А как же? У нее такой токсикоз был! — Откуда вы…? — Говорю же, она частенько ко мне захаживала. Как-то сидим мы, чай пьем, и вдруг она подскакивает, словно подорванная, ладошку ко рту — и на крыльцо! Я за ней, а Яна через перила перегнулась да и… В тот раз я подумала, отравилась она, но через пару дней опять ее затошнило. Я прямо спросила, не беременная ли. Она поначалу возражать пыталась, но потом все-таки призналась. — А отец кто, Касатонов? — Да кто ж еще-то? Только Янка, насколько я поняла, не желала ему ничего рассказывать, совсем порвала! А вскоре после того нашего разговора исчезла. Я решила, что и к лучшему — по крайней мере, Дениска не найдет… — Так вы не знали, что в последнее время Яна жила в Питере, на съемной квартире? — Да ну? — удивилась соседка. — Зарплата в магазине всего ничего, где уж тут жилье отдельное в городе снимать?! Дамир уже собирался уходить несолоно хлебавши, но у самого порога обернулся и спросил: — Баба Зина, а Яна в магазине одна работала? — Со сменщицей, с Розой. Роза Полякова. — А как мне эту Розу найти? — Чего ее искать-то, она целыми днями в магазине торчит теперь, когда Янки-то не стало… Магазин тут прямо по дороге, мимо не пройдете! * * * Мономах волновался. Два мужичка, которых привел с собой Сархат, и сам «прораб» уже часа два зависали на крыше. Стемнело, и по правилам техники безопасности, да и следуя здравому смыслу, работать на высоте не стоило — даже несмотря на большой фонарь, который Мономах откопал в кладовке и отдал рабочим. Он вернулся около девяти, и гастарбайтеры уже были наверху. Рабочим не запрещалось заниматься халтурой, но делать это приходилось впотьмах, жертвуя сном и питанием. Мономах наварил им картошки и сделал бутерброды, чего строители не ожидали, а потому прямо-таки по-детски обрадовались, но он все равно чувствовал себя виноватым. |