Онлайн книга «Карта дней»
СТОП! ЛЕЧЬ! Пустóта поколебалась, но потом все-таки шлепнулась на пол. ЗАКРЫТЬ РОТ! Три языка закатились обратно в пасть. Я поднял разделочный нож из кучи приборов, валявшихся на полу. Эмма подошла и встала рядом: пламя у нее в ладонях горело высоко и жарко. НЕ ДВИГАТЬСЯ. Я видел, как оно извивается, стараясь освободиться от меня, но теперь оно, наконец, было в моей власти, так что оставалось только… – Ну, хватит! Голос прозвучал громко и знакомо. Я завертелся, пытаясь понять, кто говорит. Это оказался немолодой мужчина в коричневом костюме, преспокойно сидевший в угловом отсеке – в нашем с Эйбом отсеке, – небрежно положив локоть на стол и наклонившись в мою сторону. Он был единственный, кто остался в ресторане. И, судя по всему, совершенно не боялся. – Бог ты мой, – сказал он, – а у тебя и правда дедушкин дар. Он подвинулся на край дивана и встал. – Теперь, если ты не против, отпусти Горацио… – Он пробормотал что-то вполголоса на языке пустóт, и я почувствовал, как весь мой контроль над чудищем мгновенно испарился. – Я обещал ему горячий ужин, если он будет хорошо себя вести. Правда, парень? Пустóта вывалила все свои языки, поскакала к нему и уселась у его ног, словно щенок-переросток. * * * Человек взял со стола стейк и кинул пустóте. Она поймала его на лету и проглотила. Он привстал и начал было вылезать из кабинки, но Эмма шагнула наперерез. Пламя взлетело высоко. – Ни с места! – рявкнула она. Он остался сидеть. – Я друг, а не тварь. – Тогда почему с тобой пустóта? – Я теперь никуда не хожу без Горацио. Не хотелось бы кончить, как дедушка вот этого малыша, раз уж я еще могу с этим что-то сделать… – Вы Эйч, так? – сказал я. – Он самый, – он указал на свободное место напротив. – Присоединитесь? – Вы совершенно чокнутый, – не сдержалась Эмма. – Ваша пустóта чуть нас не прикончила! – Никакой опасности не было, могу вас заверить, – возразил он и снова указал на скамью. – Прошу. У нас всего пять минут до прибытия полиции, а обсудить надо многое. Я посмотрел на Эмму. Она не расслабилась, но закрыла ладонь, погасив пламя, и опустила руку. Мы пробрались через зал, лавируя между битой посудой и сломанной мебелью, к кабинке, где сидел Эйч. Пустóта уже прикончила стейк и мирно свернулась на полу у его ног. Кажется, даже заснула. Мучительная иголка у меня в животе притупилась, но не исчезла; я вдруг понял, что сила боли напрямую зависит от настроения пустóты. От голодных и агрессивных зверюг больнее, чем от спокойных и довольных. Мы залезли в кабинку. Эмма – первой, так что ближе всего к пустóте оказался я. Эйч пил что-то из высокого стакана через соломинку, поставив локти на стол. Он был собран и совершенно спокоен. – Я готов к собеседованию, – сказал я. Эйч поднял большой палец в знак одобрения и продолжал пить. Он молчал, а я рассматривал его. Лицо его было необычно, по-своему красиво и все изрезано глубокими морщинами; глаза глубоко посажены, взгляд пронзительный. Всклокоченная борода и вязаная безрукавка придавали ему эдакий профессорский вид. Я вспомнил, что видел его фото у Эйба в «Журнале» – он там выглядел почти так же. Допив, он отодвинул стакан и откинулся на спинку сиденья. – Коктейль «Рут бир флоут», – пояснил он, удовлетворенно вздохнув. – Еда нынче стала совершенно безвкусная, так что стараюсь пообедать в петле всякий раз, как сюда попадаю. Он кивнул на несколько тарелок, расставленных на столе. – Взял тебе стейк в панировке и кусок лаймового пирога. Я бы и вам заказал, мисс Блум, – тут он метнул на меня лукавый взгляд, – да только Джейкобу было велено приходить одному. – Вам известно, кто я? – спросила Эмма. – Разумеется. Эйб часто о вас говорил. Эмма опустила глаза, но не смогла скрыть улыбки. – Мы с ней – команда, – твердо сказал я. – Мы работаем вместе. – Это я вижу, – заметил он. – Кстати, вы прошли. – Чего прошли? – Собеседование прошли. Некоторое время я хохотал – так хохочут над тем, что скорее удивительно, чем смешно. – Так это и было собеседование? Нападение пустóты? 
– Ну да, первая его часть. Надо было посмотреть, каков ты в деле. – И? – С языком мог бы управляться и получше. И контроль устанавливать побыстрее – тогда многих из этих жертв удалось бы избежать, – он махнул в сторону разбитого окна и официанта, свернувшегося клубком и воющего на капоте «шевроле». – Но ты способный, в этом сомнений нет. Я, кажется, покраснел от гордости. – Погоди радоваться. Ты должен еще кое-что узнать. Я пригасил улыбку. – Узнать я хочу все. – Что дед рассказывал тебе о своей работе? – Ничего. – Совсем ничего? – он явно удивился. – Он говорил, что раньше работал коммивояжером. Папа рассказывал, что Эйб то и дело уезжал в деловые поездки на несколько недель. Раз или два возвращался со сломанной ногой или пластырем на лице. Родители думали, что он связался с плохими парнями или подсел на азартные игры. Эйч запустил пальцы в бороду. – Тогда времени у нас – только на самое главное. Эйб приехал в Америку после войны. Он хотел жить максимально нормальной жизнью, так как думал, что его иссякающие силы принесут больше вреда, чем пользы, другим странным – в первую очередь мисс Блум и ее товарищам по петле. В те времена Америка была относительно спокойным местом. Обычные люди годами преследовали нас и сумели посеять недоверие между разными кланами странных, зато у нас, в отличие от Европы, никогда не было проблем с пустóтами и тварями. Ну, то есть до конца пятидесятых. Тут они обрушились на нас всем скопом, стали охотиться на имбрин и причинили много вреда. Тут-то Эйб и решил, что пора возвращаться из неоправданно ранней отставки, и основал нашу организацию. Я слушал его не дыша. Я так долго ждал, чтобы кто-нибудь рассказал мне о первых дедушкиных годах в Америке, и теперь почти не верил, что дождался. А Эйч тем временем продолжал, крутя на пальце конец своей недлинной бороды. – Нас было двенадцать. Снаружи все вели обычную нормальную жизнь. Никто не жил в петлях, таково было условие. У некоторых даже была семья и работа. Мы встречались тайно и общались исключительно шифром. Сначала мы просто гонялись за пустóтами, но когда имбринам пришлось уйти в подполье, так как твари переловили слишком многих, мы взяли на себя их работу, которую они больше исполнять не могли. |