Книга Конец пути, страница 115 – Ярослав Гжендович

Я хотел ждать до утра, но Ульф запретил.

— Если будешь сидеть здесь, то станешь беспокоиться и сходить с ума. В худшем случае откроешь дверь, и тут либо испортишь обряд, либо с тобой что-нибудь случится, — сказал. — А в лучшем — утром толку от тебя не будет. Н’Деле знает, что делает. Приходит такое время, что тебе придется пользоваться любой возможностью, чтобы поспать, съесть что-либо и сходить в туалет, поскольку не понятно, когда представится следующая. Мы поставим тут часового, и пусть он следит. А случись что, он немедленно нам сообщит.

На рассвете мы открыли комнату и замерли от удивления.

Всюду лежали тела. Переплетенные друг с другом, нагие, в воздухе царил запах дыма, посредине же стоял на коленях Н’Деле, распрямив голый, изрисованный знаками торс, с опущенной головой. Руки его бессильно свисали, и каждая ладонь была проткнута гвоздем; те торчали и в его щеках, ушах и перегородке носа. Бенкей лежал неподвижно, с разбросанными в стороны руками и ногами, но глаза его были прикрыты. Обе птицы были обезглавлены, все вокруг — забрызгано их кровью.

Мы стояли так несколько ударов сердца, не понимая толком, что мы должны делать.

Потом Н’Деле вздрогнул и поднял голову. Лицо его было серым и помятым, а глаза — налитыми кровью. Он ударил одной ладонью в пол, чуть высовывая головку гвоздя, потом схватил его пальцами второй руки и вынул; тот звякнул, брошенный в железную миску. Потом Н’Деле ухватился за второй гвоздь и освободил вторую ладонь, потом избавился от гвоздей в носу, щеках и ушах, бросая те в миску. Кровь ручьем текла из ран, капая на пол. Мы смотрели, остолбенев, не находя слов.

В этот самый миг лежащие на полу тела начали шевелиться, издавать тихие стоны, и оказалось, что все живы, просто выглядят ужасно перепившими и уставшими. Через несколько минут все проснулись, принялись молча искать свои одежды и, не глядя друг другу в глаза, поспешно оделись и один за другим выскользнули в коридор.

Остались только Н’Деле, Бенкей на полу, Ульф и я. Кебириец тяжело вздохнул, провел пробитыми ладонями за своей спиной, потом протянул руки к Ульфу, держа в них ключ и кристалл. Обычный кованный из железа ключ и резной, переливающийся бриллиант из белого хрусталя или льда.

— Вот что Господин Гвоздей и Морская Девка отобрали у нее, — сказал хрипло, едва различимо. — Отнеси это ей, той, которая его пленила. В стекле затворена его разумная душа. Сокруши кристалл около нее и выкрикивай его имя, и он станет свободным. А потом сломай ключ — и сможешь забрать у нее остаток силы. Она сделала его тайником для запаса Песни богов, лишив первой души, чтобы он не сумел никому об этом сказать.

— Она спрятала в нем имена богов? — спросил я. — Внутри Бенкея?

Ульф покачал головой.

— Нет. Их она держит в себе, но никто не может у нее это отобрать, пока код доступа находится в Бенкее. Она знала, что за ней придут, причем полагала, что будет это скорее король Змеев, и не хотела, чтобы тот сделал ее бессильной. Это словно закрыть что-то в сундуке на ключ, а ключ потом проглотить.

Я мало что понял, но знал, что такова природа вещей, связанных с урочищами.

Ульф же вызвал стражника, приказал ему привести медика со всем, что понадобится для перевязки ран, и приказал доставить людей для уборки и еще двоих с носилками.

А потом мы отправились в Башню Шепотов, чтобы увидеть, как ведет себя Скорбная Госпожа в своей стеклянной комнатке, которая якобы изнутри выглядела как каменная.

Мастер Фьольсфинн, сидевший за странным, усаженным драгоценными камнями столом, выглядел едва живым от усталости и удивился нашему виду: пришлось еще раз рассказать ему всю историю.

Деющая лежала на полу около кровати, свернувшись в клубок, и одежда на ней была порвана в клочья, словно она всю ночь развлекалась с леопардом, однако крови нигде не было и не заметно было на ее теле никаких ран.

— Что делаем? — спросил Ульф Фьольсфинна, поигрывая кристаллом. Ключ он положил на стол.

— Продолжаем, — ответил тот. При нас говорили они на языке мореходов, а не на своем, из-за Моря Звезд, который звучал довольно странно — из него невозможно было понять ни слова.

— Достаточно будет разбить это и позвать Бенкея? — удостоверился Нитй’сефни.

Н’Деле, что все это время осторожно ополаскивал рот принесенным медиком эликсиром, молча кивнул.

Ульф без раздумий кинул кристалл об пол, разбивая его на мелкие осколки, которые еще и раздавил подошвой своих тяжелых сапог, подняв облачко тумана.

— Бенкей! — заорал он во весь голос. Облачко, искрясь, поплыло к лежащему следопыту и втянулось ему в рот и ноздри, словно дым из трубки. Мой приятель вдруг резко напрягся, а потом закашлялся, словно вытащенный из воды утопленник — и сел, широко открыв глаза и оглядываясь вокруг с изумлением.

— Бенкей, слышишь меня?! — крикнул я, хватая его за плечи.

Он осмотрелся, не понимая ничего, и мне показалось, что он все еще меня не узнает.

— Филар?.. — прохрипел он наконец и снова принялся кашлять. — Откуда ты… Н’Деле?..

— Ты уже не в Долине Скорбной Госпожи. А вокруг — друзья. Я вернулся и забрал тебя оттуда, а саму Скорбную Госпожу мы взяли в плен.

— Я спал, — сказал он. — И помню только голос, который приказывал мне продолжать спать и не выдавать некий секрет. Это долго продолжалось? Я слаб, словно дитя.

— Месяцами, — ответил я.

— Ладно, — сказал Ульф. — Идем дальше. Теперь ключ. Я должен его сломать?

Н’Деле покачал головой и выплюнул эликсир в тыкву. Было видно, что он чувствует боль, когда говорит, но раны его быстро затягивались и теперь почти не кровили.

— Не через стену, — сказал невнятно. — Она не должна тебя видеть, но камень не должен вас разделять. Хватит щели или приоткрытых ворот.

— В таком состоянии она тебя поджарит, — сказал Фьольсфинн. — Иди в камеру фильтров.

— Что такое «фьялтар»? — спросил я, но они не обратили на меня внимания.

Ульф забрал ключ и пошел. Некоторое время ничего не происходило.

— Дайте мне пряного пива и трубку бакхуна, — попросил Бенкей. — А потом — я знаю, как глупо оно прозвучит, — я хотел бы немного вздремнуть.

Скорбная Госпожа вдруг заорала дурным голосом, словно кто-то вдруг ткнул в нее копьем. Бенкей, которому удалось встать, цепляясь за табурет, вдруг снова присел.

— Прячьтесь! Быстро! — зашипел он нам. — Сейчас она вас увидит!

— Эта стена устроена при помощи имен богов, — пояснил я. — Специально для того, чтобы держать таких, как она. Мы ее видим, а она нас нет.

В комнате за стеклом вдруг сделалось тесно от диких детей, что клубились под потолком и трепыхались, словно стая перепуганных летучих мышей, а Деющая металась между ними с криком, пытаясь их ловить и прижимать к груди. В несколько мгновений все они исчезли, а изо рта и ноздрей Скорбной Госпожи начал сочиться точно такой же густой мерцающий туман, как и тот, что покинул кристалл. Туман этот тоже всосался в отверстия под потолком. Скорбная Госпожа пала на пол, пытаясь зажать рот и нос, но через несколько мгновений ее охватили конвульсии, и она только корчилась, лупя в пол пятками, жутко крича и раздирая на себе остатки одежд. Мы смотрели на это в некотором испуге, а через несколько мгновений все прекратилось, и Деющая теперь лежала совершенно обессиленно, глубоко, словно после серьезного усилия, дыша.