Онлайн книга «Княжий сыск. Ордынский узел»
На Салгар неожиданная свобода вкупе с пьянящим воздухом леса подействовала просто оглушающе. От вчерашних страхов не осталось и следа, на смену им пришла почти по-детски наивная восторженность степнячки, впервые попавшей в такой настоящий дремучий лес: — Ой, смотрите, смотрите — зайка, смотрите — козочка! «Какая она ещё девчонка», — подумалось мне. На самого меня все окружающие веяния весны действовали раздражающе. И я, хотя и не без ощущения вины, опустил Салгар на грешную землю: — Ты обещала рассказать об Агафье… — А что ты хотел услышать? — девочка-шалунья вновь превратилась в грустную усталую женщину. — Сам не знаю. Что вспомнишь, расскажи. — Ну что ж… Мы с Кончакой, то есть с Агафьей по-вашему, родились в один и тот же год. Её… моя мама была служанкой её мамы. Я должна была стать служанкой Кончаки. Но в детстве мы были просто подпружками… что? Да, подружками… Мы даже учились вместе. — Учились? — К детям Великого хана приходили учителя. По арабскому языку, математике… — Мать и мачехе? — удивляется подслушивающий дед Тимофей. — Ну, счёту… — А-а-а… пошла, пошла волчья сыть, — это он корове, уцепившейся зубами за кочку ярко-зелёной молодой травы. — Учили ханскую дочку, а я всегда сидела рядом с ней, что б ей не скучно было, вот и выучилась. — Ты хорошо по-нашему говоришь. — У нас при дворце жил старый оружейный мастер, русский. Его когда-то захватили под Рязанью при набеге Неврюя. Такой смешной! Всё время шутил с нами и учил правильно слова выговаривать. А потом, два последних года у хана гостил князь Юрий. — Кончака хотела стать его женой? Он нравился ей? Салгар отвечает не сразу, какое-то время она шагает молча, задумавшись, и мне приходится повторить вопрос. — А как она могла отказаться? Великий русский князь ничем не хуже любого татарского мурзы, за которого хан Узбек мог бы её отдать. А Юрий столько серебра дарил и самому Узбеку и его родным! — А Юрий, он любил Кончаку? Он много раз видел её до свадьбы? — Кончаку очень любил Узбек. Она и жила во дворце. А Юрий чуть не спал возле Узбековых дверей на коврике. Сначала, когда он приехал в Сарай, он был в подозрении у хана. Узбек гневался на него за спор с Михаилом насчёт Великого владимирского княжения. А потом хан сменил гнев на милость. — И всё-таки, князю Юрию она нравилась как женщина или сестра хана? Салгар метнула на меня сердитый взгляд: — Не знаю… Теперь не знаю, после того, что с нами случилось. — А как получилось, что Юрий взял свою молодую жену под Тверь? — Не знаю. — А как ты… Ну, ты ведь знала, что тебе скоро рожать! — Я ведь тоже ехала с мужем. Его звали Кирсан, он был простым нукером. Но его отец очень богат, его хорошо знал хан Менгу-Темир. И после поездки с Кавгадыем Кирсан должен был стать сотником. А я не могла оставить госпожу. Да и поездка казалась такой лёгкой! Кирсан говорил, что сам слышал, как Кавгадый хвалился, что Юрий мог и не брать с собой столько много войска, потому, что он, Кавгадый везёт с собой волю Великого хана. А если князь Михаил заупрямится, то шести сотен нукеров, которые сопровождали Кавгадыя, хватит, чтобы привести в покорность тверского правителя. Но когда… Услышавши последние слова, дед Тимофей на ходу оборачивается ко мне, и так чтобы не могла увидеть Салгар, подмигивает. Его кулак с торчащим из него концом коровьего поводка приставлен к армяку немного ниже пупа и красноречиво указывает, как далеко продвинулся ханский посол в осуществлении своей задачи. Я, не удержавшись, прыскаю смехом. Салгар недоумённо смотрит на меня, на деда Тимофея и, не поняв причины нашего веселья, обиженно умолкает. — Прости, Салгар. Скажи, а ты узнала Корнея? Ведь он был один из тех, кто охранял Великую княгиню во время того боя. — Узнала. Потому и пошла с вами. А во время боя нас поначалу охраняли нукеры Кавгадыя, но когда тверская рать начала одолевать, их всех бросили в сечу. Там и погиб Кирсан. А потом князь Юрий увидел, что битва проиграна, и послал своих ближников увезти нас. Только было поздно. Мы в возке сидели, а вокруг так страшно рубились конники — не разберёшь, кто за кого. И твой друг был среди них. Его, я помню, и свалили последним. — Да, вояка хоть куда… Меня опять кольнуло в сердце, как будто я был виноват в чем-то. «А что, не виноват? — сказал мой внутренний голос. — Что ж ты оставил его там, на стене?» «Но он же сам крикнул, что б я уходил». «Брось, кто из вас старший?» «Лучше было б, если всех нас там повязали?» «Или бы все были на свободе!» «Я что, с ребёнком на руках рубился бы?» «Не знаю. Знаю только, что вас было двое мужиков, и один даже меч не вытащил». «Да я на свободе смогу больше Корнею помочь». «Ты ещё скажи, что заранее предвидел, где больше пользы Корнею принесёшь?» «Нет, конечно, — сдался я. — Я тогда, действительно, ничего не успел сообразить. Корней заорал, я и кинулся вниз. Но только не от трусости. Я, конечно, не Корней, который головы в бою не теряет, но…». «Так в чём же дело?» «Наверное, я пожертвовал Корнеем». «Ты думаешь это лучше трусости? Да и что тебе бы дало бегство в одиночку? Вот теперь, когда рядом Божьим чудом оказалась Салгар, ты можешь вернуться в Москву. Свидетель смерти княгини теперь есть. Князь Иван тебя даже похвалит! И все согласятся: ради великого дела можно пожертвовать малым!» «А ты бы чего хотел? Лес рубят — щепки летят. Хочешь, чтобы я снова в княжий терем ворвался?» «Это не я, это ты хочешь!» «И не подумаю даже! Князя в остроге держат, там стражников тьма-тьмущая. С Корнеем бы я пошёл острог воевать». «Не можешь силой — пробуй хитростью». Я неожиданно натыкаюсь на препятствие. Это худой жилистый зад нашей коровы с торчащими в разные стороны остренькими мослами. Дед Тимофей стоит и странно смотрит на меня: — С тобой всё ладно, парень? — А что такое? — Так то молчишь, а то бормочешь… — А-а-а, это я так, про себя… — И про острог? — Какой острог? — Не знаю. Наверное, где твоего дружка держат. — И про острог тоже, — вздохнул я. — Ладно, дедушка, не придавай значения, всё в порядке со мной! — Это хорошо. Но если опять об остроге думать станешь, то тогда дорогу получше запоминай. Видишь, тропа раздваивается? Направо — Устимов починок, а прямо — Моховские болота. Гиблое место! Ну, а нам тут налево надобно своротить. Тут уж без тропки пойдём. Да недалеко осталось: вёрст шесть или семь, если обходами, а прямо — вёрст тридцать. |