
Онлайн книга «У зла нет власти»
![]() Швея вдруг рванулась, высвободилась из камня одним движением, будто её выхватил из ножен великан. От неожиданности я вскрикнула; в игольное ушко были вправлены, сплетясь, две нити — красная и белая. Я видела их одно мгновение — потом Швея выдернула меня на лицевую сторону, как выдёргивают из земли тонкую морковку. * * * Плита оказалась надгробием. На сером с прожилками камне лежала женщина, такая же каменная, как её ложе. Глаза её были закрыты, лицо усталое, будто ей наконец-то дали отдохнуть после трудного дня. На волосах плотно сидела каменная корона. Скульптор тщательно изваял каждую складку платья, узор на кружевном воротнике и манжетах; руки женщины были сложены на груди, пальцы сплетены, между ладонями зажата рукоятка меча. Странно, ведь эта королева — не воин… Прошлогодние листья покрывали фигуру, как одеяло, до талии; я осторожно смела их на землю. Из-под широкого каменного подола выглядывали носки лёгких туфель. И почти до этих носков доставал конец клинка с продолговатым отверстием — игольным ушком. Каменная королева держала в руках Швею. Волосы мои поднялись дыбом. Попятившись, я разглядела надпись на камне — она почти полностью заросла мхом. Трясущейся рукой я ободрала зелёное покрывало. «Вам, заблудившимся в темноте… вам, не вернувшимся с изнанки… посвящается…» Больше я ничего не смогла прочитать. Швея валялась тут же, в траве. Я размотала остатки кожаных лент со стёртых ладоней и потянулась за посохом — лечить. Сперва не поняла, что не так, а догадавшись, разом села на траву: посох оказался лёгким и бесполезным. Меня опять вынесло из Королевства?! Где я в таком случае? Вокруг был лес, густой и хмурый. В нём едва виднелась заросшая тропка. Я осталась совершенно одна, мой посох превратился в смешную палку, меч я едва могла удержать в руках, не то что сражаться. У меня понятия не было, куда забросила меня предательница-Швея; впрочем, иного и ждать не стоило. Так бывает всегда: хорошие порывы, самые благородные, заканчиваются в глубокой заднице. Только негодяи торжествуют. Негодяи торжествуют. Я почему-то вспомнила, как Зайцева из десятого «Б» садится в шикарную машину её папаши. Как брезгливо поджимает ноги в блестящих белых сапожках, отороченных мехом. Идиотка, троечница, пустое место — хозяйка жизни! Пока я кисну в городе всё лето, она раскатывает по Италиям да по Грециям… Потому что так устроен мир! И в Королевстве он устроен точно так же: я буду работать, как вол, а Максимилиан усядется на троне поудобнее, и всё у него будет о’кей. И у Зайцевой всё будет о’кей. Что бы она ни сделала — толпы воздыхательниц будут пищать и хлопать. А за моей спиной будут шептаться, разносить гадкие сплетни, поливать меня грязью… Потому что мир устроен подло, мерзко, несправедливо. Зайцева будет работать в банке, ничего не делать и получать кучу денег. А моё место — в какой-нибудь пыльной конторе: целый день буду сидеть и пялиться в экран, а как только посмею поднять голову, заявить о себе, жизнь огреет меня так, что мало не покажется… Я встала. Во рту стоял горький привкус желчи. Рябины уродливо изгибали стволы, будто больные рахитом. Лес пах гнильём. Надгробие, пышное и безвкусное, казалось совершенно заброшенным: ага, статую положили, а никто даже цветочек не принесёт! Нужна она кому-то, эта мёртвая королева; я наступила на Швею. Мне хотелось сломать проклятый меч, услышать его хруст, я в ожесточении начала топтаться по нему, выкрикивая угрозы. — Ненавижу! Ненавижу! А чтоб вам всем пропасть… Чтоб вы все сдохли! Сдохли! «Сдохли… сдохли…» — эхом отдалось у меня в ушах. И почему-то вспомнился грязный трактир, дымный, вонючий, тёмный. На тряпочке в углу сидел нищий, смотрел на меня с лютой ненавистью, из его раскрытого рта летела слюна и проклятия: «Чтоб вы все сдохли… сдохли…» Я остановилась. Меня трясло, горячий пот лился по спине. Вокруг по-прежнему стоял лес, чужой, уродливый… Почему уродливый? Что со мной?! «Вам, не вернувшимся с изнанки… посвящается…» Что такое говорил Максимилиан о свойствах изнанки?! Имя некроманта снова запустило у меня в голове будто огромный маховик. Предатель, ему достанется всё… А мне помои… об меня он ноги вытер, так всегда, всё несправедливо, ужасно, гадко… Я снова вспомнила нищего, его великую злость и великое омерзение. Ужас облил меня мурашками с головы до ног — и на секунду прояснил сознание. Я прошептала, защищаясь из последних сил: — У зла нет… «Узла нет», — издевательски повторило эхо. — У зла нет власти… Перед глазами у меня колыхалась мутная пелена. Уродства набухали, все остальное скукоживалось и пропадало. Мир так устро… — У зла нет власти! Двумя руками вцепившись в пелену, я разорвала её перед своим лицом, как ветхий занавес. И повалилась без сил. * * * — Господин! Госпожа?! Передо мной стояла девочка лет восьми, в мешковатом платьице, босая, с корзинкой в тонких руках. Я села. Девочка отпрыгнула; на «господина» я мало походила, на «госпожу» тоже, а о магах дороги малышка, наверное, никогда не слышала. — Вам плохо? — участливо поинтересовалась она, продолжая пятиться. — Уже нет, — сказала я, подумав. — Ты кто? — Улейка, девочка, дочка городского ваятеля. — Она оказалась очень обстоятельной и добросовестной собеседницей. И ещё — её не научили бояться чужих. Она понятия не имела о Красной Шапочке — иначе с чего бы выкладывать всё-всё-всё по первой просьбе? — Как называется город? — Большая Столица. — Далеко до него? — Не очень, — девочка почесала левую пятку о носок правой ноги. — Ты что же, тут одна? — Одна. А чего? — Ну, — мне не хотелось её пугать. — Лес всё-таки. Могут быть дикие звери, и… — Нету зверей, — уверенно отозвалась девочка. — А какие есть, те маленькие. — А разбойники? — Разбойников нет, — ответила она уже не так уверенно. — Правда, отец говорил… Она заметно поскучнела. — Иногда… в последнее время… пошаливают. Будто вспомнив, зачем сюда пришла, она зашагала к надгробию. Быстро поклонилась: — Мёртвая королева, подари мне ягодок… И деловито принялась обирать зеленовато-жёлтые рябинки. — Они же неспелые! — Спелые, — девочка складывал ягоды в корзинку. — Это не обычная рябина, а королевская. Мальчишки к мёртвой королеве идти трусят. Говорят, она привечает только девочек. А этим дылдам — как пройти через лес? Они улицу перебежать боятся! |