Онлайн книга «У зла нет власти»
— Лена! Это точно ты? Он уставился на меня недоверчиво. Потянулся даже за посохом, который стоял тут же, у кресла. Я попятилась. Гарольд махнул рукой моим провожатым: — Ступайте. И закройте дверь! У него был резкий, не терпящий возражений голос. Я обратила внимание: он привык командовать, привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно. — Это точно ты? — повторил он испытующе. — Это я. Не морок, не привидение. — Откуда ты взялась? — Меня привёл Максимилиан. — Некромант?! Я сжала зубы. Казалось, передо мной совсем незнакомый человек. Властитель. Суровый. Чужой. — Добрый день, Гарольд. Рада вас… тебя видеть, дружище. Он помолчал. Потом с силой провёл рукой по лбу: — Извини. Видишь, что происходит… Этот жест напомнил мне Гарольда-прежнего. Молодого. Друга. — Вижу, — сказала я через силу. — Я пришла, чтобы помочь. Он поднял глаза. Я испугалась, увидев этот взгляд. — Ленка… Он что-то хотел сказать, но не решался. И эта его нерешительность напугала меня до холодных мурашек. — Гарольд, — я старалась, чтобы голос у меня не дрожал. — Дружище… Ты опять вырос, я тебя не узнаю, а как поживает твой сын? Он помотал головой и снова уселся за стол. Поставил рядом посох. Кивнул мне, предлагая садиться в кресло для гостей. — Ленка, очень мало времени. Ты — вот что… Если я дам тебе мальчишку и проведу вас обоих туда… в твой мир… Ты обещаешь о нём позаботиться? — Что?! Он смотрел на меня, будто издалека, — мутноватым, напряжённым взглядом. — Мы собираемся достойно умереть здесь и дать возможность нашим женщинам уйти подальше… Моему сыну пять с половиной лет, у него есть свой меч, он хочет идти на бой… Слушай, забудь. Я ничего тебе не говорил. Я поперхнулась несказанными словами. Мне не раз приходилось выполнять в Королевстве опасную работу, сражаться, рисковать… Но такого я не ждала от моего доброго, прекрасного Королевства. И я задала вопрос, который волновал меня сильнее всего: — Где Оберон? Где его величество? Он чуть сдвинул брови: — Кто? — Оберон! Он смотрел, будто припоминая. Потом властно поднял руку: — Извини, у меня нет времени на ребусы. Через полчаса военный совет… Уйма ещё не прибыл? — Гарольд, это не ребусы, — я задохнулась от возмущения. — Где Оберон? Мне-то можно сказать? Он жив, что с ним? — Я не знаю, о ком ты спрашиваешь, — признался он, и в голосе его проскользнуло раздражение. У меня пол закачался под ногами. — Да что случилось здесь у вас?! Что Оберон мог сделать, чтобы ты его так… — Я не понимаю, о ком ты говоришь! — Он злился. — Я не могу помнить всех твоих знакомых! — Гарольд! Я говорю об Обероне! Он резко поднялся: — Всё, хватит. Я должен готовить совет. Пошли. * * * Несколько минут после этого разговора я ничего не слышала, кроме гула в ушах. Вокруг лязгало железо, топали сапоги, хлопали двери. Весь замок шумел, как лес во время бури, меня узнавали, окликали, о чём-то спрашивали. Я кивала в ответ, не понимая ни слова. Потом стала подходить ко всем, кого помнила, и спрашивать: где король? Где Оберон? Они смотрели непонимающе, будто никогда не слышали этого имени! Это было как в страшном сне. Я села на ступеньку лестницы и укусила себя за руку. Захотелось проснуться. Я в Королевстве, где нет Оберона! Где никто его даже не помнит! Это была ловушка. Какое-то другое, изменённое Королевство. Максимилиан привёл меня сюда обманом. Значит, Гарольд — не Гарольд… Замок — не замок… А как же Музей Того, что Следует Помнить? Мой портрет на гобелене — тоже не мой портрет?! Люди разбегаются из города. Мародёры грабят покинутые дома. Гарольд просит меня увести его сына в мой мир и спасти. Они все сошли с ума. Сошли с ума — и забыли Оберона. Совершенно потерянная, я вышла на лестничную площадку у входа в одну из башен. Витражное окно было распахнуто настежь — на запад. Там горел закат, алый и золотой, и длинные фигурные облака светились пурпуром и золотом. Это зрелище завораживало; не верилось, что в мире, где есть такой закат, Оберон мог исчезнуть навсегда. Это какое-то злое волшебство; может, ещё не все потеряно? Закат перечеркнула чёрная птица. Бесшумно ударила крыльями, зависла прямо напротив окна. Я отшатнулась. Птица присела на подоконник. Скрежетнули когти по мрамору, и в ту же секунду превратились в пальцы, вцепившиеся в край окна. Максимилиан повис снаружи, на руках, глядя на меня снизу вверх. — Убедилась? Всё поняла? У меня за спиной бегали люди, переговаривались. Некроманта, висящего за окном, никто не замечал. Мне было страшновато смотреть на него: под нами было метров двадцать отвесной стены, а потом ещё ров, утыканный заострёнными кольями. — Почему ты мне не сказал… — А ты бы поверила? Я прижала к себе посох, как любимую куклу. — Что это значит, Макс? Что с ним… случилось? — Расскажу всё, что знаю… потом. Начинается военный совет. Уговори Гарольда взять меня в союзники. И он разжал пальцы. Я поперхнулась; чёрное тело Максимилиана полетело вниз, на лету съёжилось и обернулось птицей. Птица взлетела на уровень заката, каркнула что-то в мою сторону и умчалась. * * * Бальный зал, где когда-то праздновали свадьбы сразу четырёх принцесс, превратился теперь в зал военного совета. Королевский трон стоял пустой. Я посмотрела на него — и сразу отвела глаза. Вокруг собиралась толпа, вдоль стен теснились стражники и придворные, быстрым шагом вошёл Гарольд и сел справа от пустого трона. — Его величество король Уйма Первый Вегетарианец! — провозгласил слуга надтреснутым, но громким и торжественным голосом. Рявкнули трубы. Двумя колоннами в зал двинулись обросшие бородами, лохматые дикари в одеяниях из грубо выделанной кожи, с браслетами и ожерельями из звериных зубов, а кое у кого болтался на шее птичий череп. Лица их были покрыты шрамами; разве что на лбу у каждого не было написано «людоед», а так всё ясно. Потом вошла туземка. Какая-то островитянская красавица: в пышной юбке из пальмовых листьев, в меховом лифчике, украшенном иглами дикобраза (во всяком случае, так мне показалось). Её чёрные волосы торчали вверх — уж не знаю, каким образом их закрепили, но из-за них туземка была похожа на жёсткую щётку, поставленную стоймя. На босых ногах у неё звенели браслеты с колокольчиками, руки, обнажённые до самых плеч, были расписаны узорами. В каждом ухе блестело по огромному драгоценному камню, правую ноздрю украшал камень поменьше. Лицо её, раскрашенное белой и чёрной краской, показалось мне странно знакомым. |