
Онлайн книга «Vita Nostra»
![]() — Пожалуйста, Фарит… Не трогайте меня. — Возьми себя в руки. До города как-то надо добраться, стоит глухая ночь, холодно. Идем. Он говорил так спокойно и повелительно, что Сашка не смогла сопротивляться. Поднялась и побрела за ним, подволакивая ноги. Каблуки на туфлях разбились, набойки отлетели. Выбросить можно туфли. Ну и шут с ними. Коженников открыл перед ней дверцу белого «Ниссана». Сашка привычно съежилась на сидении. — Не замерзла? — Зачем, Фарит? Я что-то сделала не так? Что-то нарушила? За что?! — Ты не смогла самостоятельно решить проблему. Согласен, твоей вины тут нет. Или почти нет. Но ведь и ребенок не глотал таблетки, а только играл… Это всего лишь страх, Саша. Генерал-страх. Император-страх, формирующий реальность… Пристегнись. Машина выкатилась на трассу — справа и слева стеной стоял лес. Дорожные знаки вспыхивали в свете фар и уносились назад — размазанные пятна белого огня. — Страх — проекция опасности, истинной или мнимой. То, что ты носишь на шее — фантомный страх, привычный… знаешь, как привычный вывих. Ничего не случилось. Но ты веришь в беду, и потому ты пережила эти минуты, как настоящую трагедию. — Вы научили меня бояться, — Сашка сжала пальцы на телефоне. — Нет. Ты умела это и без меня. Это все умеют. Я просто направил твой страх, как стрелу — в цель. — И вы достигли цели? — Да. Сашка повернула голову. Коженников смотрел на дорогу, стрелка на спидометре подбиралась к ста двадцати. — Эти первокурсники, — медленно сказала Сашка. — Вы их как-то отбираете? — Да. — И сейчас где-то живут школьники… или солдаты… или студенты… чей страх вы направляете в цель? Которые выполняют ваши задания, собирают монеты… — Да. — И вам их не жалко? — Нет. Это Слова, они должны реализовать свое предназначение. — А другие люди? Они… — Разные. Предлоги, союзы, междометия… грязные ругательства, — Коженников улыбнулся. — На каждом человеке лежит тень слова, но только Слово целиком, четко впечатанное в ткань материального мира, способно вернуться к своим истокам, дорасти от бледной проекции до подлинника. — И орудие для этого — страх? — Саша, — Коженников сбросил скорость на повороте. — Ты давно уже учишься не потому, что тебя заставляют, а потому, что тебе интересно. Ты распробовала этот мед. Быть Словом — ты понимаешь, что это значит? Сашка молчала до самой Торпы; наконец, под колесами загремели булыжники Сакко и Ванцетти. Машина остановилась у крыльца с каменными львами. Горели фонари, ни одно окно не светилось. — Спасибо, — сказала Сашка чужим голосом. — До свидания. И открыла дверцу. — Саша? Она замерла. — Отдай мне телефон. Сашка обернулась. В очках Коженникова отражался фонарь, оттого казалось, что на Сашку смотрят в упор два горящих белых глаза. Путаясь, она стянула с шеи розовый шнурок. Коженников взвесил телефон в руке: — Ты понимаешь, что значит быть Словом? Глаголом в повелительном наклонении? Ты знаешь, что это такое? Сашка молчала, лишившись речи. — Хорошо, — Коженников небрежно уронил мобилку в «бардачок». — Спокойной ночи, Саша. И уехал. * * * — Егор, можно тебя на минуту? В столовой галдели и звенели посудой. Разносили горячий борщ, в котором плавали, как белые запятые, островки сметаны. Сашка дождалась, пока Егор закончит обедать; когда он в толпе однокурсников зашагал к двери, на ходу вытаскивая сигареты, она обнаружилась на его пути естественно и непреклонно. — Я сейчас, — сказал Егор однокурсникам. Они поднялись в холл. У копыт бронзового жеребца рядком сидели первокурсники. Сашка увлекла Егора дальше — в глубокую оконную нишу. — Такое дело… У тебя проблемы с практической специальностью? — Не сказал бы… То есть, конечно, идет туго, но у всех так. — Что у всех — меня не интересует, — сказала Сашка жестко. — Ты — глагол в сослагательном наклонении, у тебя есть особенность. Если ты не будешь изо всех сил учиться — то… догадываешься, что? Егор смотрел пустыми, неподвижными глазами. — Ты что, не понимаешь, о чем я говорю? — Понимаю. Нам то же самое говорят на каждом занятии. Если ты не завяжешь шнурки — упадешь. Если не будешь кушать кашу — вырастешь неудачником. — Егор… Сашка осеклась. Егор пребывал, наверное, на самом сложном этапе информационной перестройки: как личность почти распался, как слово еще не сложился. Она вспомнила себя год назад: примерно в это же время они познакомились, Егор уверенным в себе, сильным и добрым человеком. Егор вытащил однокурсника Степку из реки; Сашка нередко замирала посреди движения, вперив взгляд в одну точку, и точно знала, что провалит зачет по практической специальности… Она взяла Егора за руку. Еще секунда — и она присвоила бы его, сделав частью себя. Но она удержалась, вспомнив горький опыт. * * * Она отнесла к мойке поднос с грязной посудой. Костя отодвинул стопку тарелок, освобождая место на длинном цинковом столе. Сашка благодарно кивнула. — Ты ему не поможешь, — сказал Костя. — И не бери дурного в голову: это их дело, пусть работают. Как мы работали. — Мы помогали друг другу, — тихо сказала Сашка. — Мы — однокурсники. А они… он тебя никогда не поймет. Не пришло время. Костя пошел к выходу из столовой, а Сашка подумала, что он прав. Есть вещи, которые объяснить нельзя; разве не об этом твердили с самого начала Портнов и Стерх? * * * Осень наступила в середине сентября, резко похолодало. Дожди не прекращались до самого первого снега. Сашка топила крохотный камин в комнате — углем из бумажной пачки и дровами, купленными на базаре. Дрова трещали, рассыпали искры, Сашка часами сидела перед камином с книгой на коленях. Ложилась спать, укрывшись простыней, среди ночи натягивала на себя одеяло, а под утро, бывало, просыпалась от холода и, конвульсивно позевывая, кутаясь в куртку поверх ночной рубашки, разжигала огонь в камине. Над крышей поднимался дым. Шел первый снег, ложился на головы каменных львов, засыпал город Торпу. * * * — Мама? Хозяйский телефон стоял на полочке, у входа на первом этаже. Старинный телефонный аппарат с высокими, «рогатыми» рычагами для трубки. Сашка привалилась плечом к кирпичной оштукатуренной стене. |