Онлайн книга «Одержимая»
— Как тогда? — в ее голосе звучал сарказм. — Там, у остановки сорок шестого, — он помолчал и добавил: — Изабелла. * * * Они еще гудели в зеленой кроне. Но короткий сезон прошел, и жизнь подходила к концу. Тише сделался гул, и асфальт под липой покрылся пятнами — многие, упав с неба, нашли свою смерть под колесами. Дима взял на руку большого, еще сильного, но уже потерявшего небо жука. Вот он, отлетался, навсегда приземлился; навсегда? Дима вытянул руку. Щекоча и царапая лапами, жук поднялся по его руке, по указательному пальцу до самого ногтя и там, почуяв трамплин, стал раскачиваться. Он молился жучиным богам. Он читал, ритмично кланяясь, свою священную книгу. И вот — коричневые жесткие крылья поднялись, выпуская длинные, пепельно-прозрачные крылья для полета. Жук загудел, отрываясь от опоры, и взмыл в небо по спирали. И Дима на секунду взлетел вместе с ним. — Привет, — сказали у него за спиной. Он обернулся. Изабелла Бабушкина, тощая, как узник, в джинсах и футболке, стояла перед ним с телефоном в руках. — На. И чтобы не говорил, что тебя ограбили. — Я не говорил, — он невольно попятился. — Спасибо… Изабелла. — Меня зовут Ирина, — сказала она с нажимом. — Запомни. — А, — Дима поперхнулся. — Извини… те. — Струсил? — она прищурилась. — Ага, — признался Дима. — И правильно, — она помолчала. — Кофе будешь? * * * — Ты хорошо держишься. Они сидели в «Шоколаднице» у окна, за которым катились машины и текли прохожие, и полная женщина с плакатом на животе рекламировала парикмахерскую эконом-класса. — Скажи честно, это… какая-то химия? — Нет, — она вытащила пачку сигарет. — Куришь? — Не курю. — Это хорошо, — она щелкнула зажигалкой. — Это правильно… Ты меня прости, у меня не было выбора. Мы остались без платформы за час до синхрона… При том что — вопрос жизни и смерти… Понимаешь? — Нет. Официантка поставила на столик две чашки кофе и очень сложный, цветастый и навороченный десерт. Дима смотрел, как курит собеседница, и гнал от себя воспоминания: двор бывшего детского садика, где музыкальная школа снимала помещение. Стайка девочек с футлярами и папками, Иза Бабушкина с сигаретой — вместе со старшими пацанами, дымит и хохочет, и слова не может сказать без забористого мата… «Что эта девочка делает в музыкальной школе? — громко недоумевала завуч. — Вы знаете, кто ее родители?!» — Я поменяла имя, и даже в паспорте, — она наблюдала за ним, прищурившись. — Задразнили? — Нет. Особая примета. Изабелла Бабушкина — такое не скоро забудешь. — Я не забыл, — сказал Дима. — Вот видишь. Если бы не имя — не вспомнил бы. Он понял, что она права, и смутился: — Мы ведь не дружили… — Да не оправдывайся, — она курила торопливо, будто привыкла к очень маленьким перекурам, строго по часам. — Была Иза, стала Ира… А ты подумал, мы торчки? Дима пожал плечами: — А кто? — Хорошо держишься, — повторила она и прищурилась. — Ты чувствуешь… как это надо делать. Да? — Это… петь? Она хмыкнула. Поболтала ложкой в чашке кофе. — Я понимаю, как, — признался Дима. — Я не понимаю, что. — Тем не менее, — она затянулась. — Ты сам видел. — Я не понял, что я видел. Это было… сумасшедшее кино. — Ладно, — она кротко вздохнула. — Если очень сильно раскачать качели — они повернуться вокруг оси, сделают «солнце». И наступит невесомость — на какой-то момент… Мне кажется, мы раскачиваем какие-то… нити. Связи. — Зачем?! — Ни-за-чем, — она улыбнулась краешком рта. — Просто мы часть этих связей. Мы струны. — И кто вас назначил? — Дима снова сильно охрип. — Никто. Мы сами… добровольно отдали под это дело свои души. Кто-то купился на исполнение желаний. Кто-то захотел исправить старую ошибку. А кто-то — я, например — тащится от самого процесса. — Вы что, бумагу кровью подписали? — он с трудом ухмыльнулся. — Нет, — она глядела с откровенной насмешкой. — Нет здесь нечистой силы — только законы природы. Беда только, что, когда открывается синхрон, отступать никуда нельзя. Надо идти на точку и работать. Иначе в команде будет труп. Дима сильнее сжал губы. Сердце заколотилось — беспорядочно и наивно: — Это что, медитативная практика, секта, психотренинг? — Нет. Ты видел. — Что я видел? — Метод воздействия на реальность. Не на восприятие реальности, как наркотик или транс. Нет — на реальность, на мир. Мы умеем в какой-то точке изменять свойства пространства-времени. — Зачем?! — А тебе никогда не хотелось заглянуть за забор? Узнать, что там? Прогуляться по потолку? Полетать? — Детский сад, — сказал он в сердцах. — Чего ты хочешь? — Иза скомкала пустую сигаретную пачку с грозной надписью «Курение убивает». — От тебя? Ничего. — Чего ты хочешь в жизни? Денег, славы, секса? — А что, твой хоровой кружок способен дать мне денег? — Разве что на бутылку, — она улыбнулась. — Нет. За деньгами — не к нам… За исполнением желаний, вообще-то, тоже. Но исполнение желаний — это крючок, на который нас ловят. — Кто ловит? — В данный момент я ловлю тебя, — сказала она серьезно. — Здоровье я делала людям, это было. Ребенка хорошего — это было. А ты чего хочешь? — Молодости, — вырвалось у Димы. Иза подняла брови: — Сколько тебе? Сороковник? — Иза… то есть Ира, — он отодвинул чашку. — Я старый, слабый, бездарный человек. Это нельзя вылечить. Я подозреваю, этому даже деньги не помогут. Она прищурилась. Теперь смотрела по-новому, без насмешки. — Вот если бы ты могла вернуть мне молодость, — сказал Дима, — я добровольно отдал бы на это дело душу. Только без кровавых подписей, пожалуйста. * * * Они собрались в звукозаписывающей студии, взятой в аренду на час. Метронома не было. Аппаратуру отодвинули к стенам, устроились на полу, вплотную друг к другу. — Три минуты до синхрона, — сказал нервный мужчина по имени Игорь. — Отлично, — Иза преобразилась. Вместо джинсов и футболки на ней было летнее платье, короткое, с открытыми плечами. — Ты как, Вася? |