Онлайн книга «Привратник»
Это поражение меня добило. Раздавленный, уничтоженный, пошатывающийся от голода среди пирующих, измученный и отчаявшийся, я зашагал прочь. У выхода из залы обнаружился Ларт, жующий куриную ногу. По коридору отдалялись женский смех и шелест юбок. — Браво, — сказал Легиар, запуская костью в угол. Я почти заплакал. Лил холодный, почти осенний дождь. Дорога размокла; измученный жеребец из конюшни герцога едва перебирал тяжёлыми, облепленными грязью копытами. Конь, по-видимому, знавал лучшие времена — его всадник, впрочем, тоже. Покинув замок, Руал сначала метался, чтобы запутать погоню в ночном лесу, а дальше скакал, не разбирая дороги, всю ночь и половину следующего дня, задерживаясь только для того, чтобы напиться из придорожного колодца и напоить коня. Потом пришлось ненадолго остановиться — оба выбились из сил. Руал торопился поскорее оказаться в безопасном отдалении от бешеного кабана, с которым был схож опозоренный герцог. Переночевав кое-как в мокром стогу и дав передышку лошади, он продолжил свой путь, который вернее было бы назвать бегством. Дождь пошёл на рассвете и до вечера лил, не переставая. Жеребец оступился на скользкой выбоине и охромел. До сих пор Руал старался избегать людских поселений, опасаясь, что их жители могут передать его в руки герцога. Теперь, по-видимому, деваться было некуда — конь хромал всё сильнее, а всадник два дня не держал во рту и маковой росинки. К тому же замок остался далеко позади — Руал надеялся, что погоня потеряла его след, да и владения герцога, в конце концов, не безграничны. Поэтому, когда из стены дождя выступил вдруг уютный хуторок, обнесённый частоколом, Руал не стал сворачивать с дороги, как раньше. Конь оживился, почуяв жильё; Руал ободряюще похлопал его по шее и направился прямо к массивным воротам. Ворота были заперты изнутри на засов. Руал отбил себе руки, прежде чем в ответ на его стук приоткрылось смотровое окошко и в нём замигал заспанный голубой глаз: — Чего? — Пустите на ночь честного и доброго путника, — сказал Руал, стараясь казаться как можно честнее и добрее. Глаз обежал его с ног до головы, презрительно сощурился и спросил с неудовольствием: — Сколько дашь? У Руала не было за душой ни гроша, если не считать золотой статуэтки, тщательно запрятанной за пазуху. Поэтому он просительно улыбнулся и предложил: — Я отработать могу. Глаз моргнул, и смотровое окошко бесцеремонно захлопнулось. — Погоди! — закричал испуганный Руал. — Погоди, поторгуемся! Окошко приоткрылось опять, и владелец голубого глаза сообщил сквозь зубы: — На базаре торгуются, ты, оборванец! А у нас хозяин бродяг всяких не держит! — Позови хозяина, — сказал Руал быстро. — Сейчас, — мрачно пообещал владелец глаза. — Только разгонюсь вот посильнее… А ну, пошёл отсюда! Руал попытался придержать захлопывающееся окошко — его больно ударили по пальцам. Жеребец переминался с ноги на ногу за Руаловой спиной. — Плохо дело, — устало сказал ему Руал. Дождь усилился. Понемногу сгущались сумерки. Руал прижался щекой к окошку, пытаясь по слуху определить — здесь несговорчивый обладатель голубого глаза или уже ушёл. Дождь заглушал все звуки, а щелей в воротах не было. Частокол вокруг поселения был высок и снабжён остриями по верхнему краю. Руал снова заколотил в ворота — просто так, безнадёжно. К его удивлению, вскоре во дворе послышались голоса, среди которых выделялся уже знакомый. Оконце распахнулось, и другой глаз, пронзительный, карий, упёрся Руалу в лицо. — А вот собак спущу, — негромко пообещал хриплый бас. В этот момент Руалов жеребец, не выдержав, ступил вперёд и горестно заржал. Карий глаз перевёл свой буравящий взгляд с Руала на облепленного мокрой гривой, охромевшего красавца-коня, оценивающе прищурился: — Твоя лошадь? Руал кивнул. — Где украл? — поинтересовались из-за ворот. — Я не… — начал было похолодевший Руал, но владелец карего глаза перебил его: — Отдай коня — и ночуй, пёс уж с тобой. Растерявшись, Руал только покачал головой — нет, мол, не пойдёт. — Тогда пошёл вон, — отрезали из-за ворот и окошко наполовину прикрылось. Жеребец и Руал посмотрели друг на друга. — Погодите, — хрипло сказал Ильмарранен. — Так и быть, согласен… Окошко с готовностью распахнулось, а следом взвизгнул железный засов и ворота приоткрылись тоже: — Вот и ладненько… Конь-то всё равно краденый, и хромой, чего жалеть… Руал промолчал. Голубой глаз принадлежал, оказывается, щуплому веснушчатому парню-работнику, прикрывающемуся от дождя куском рогожи. Обладателем карих глаз был сам хозяин фермы — невысокий плотный человек неопределённого возраста. На его зов явился ещё один работник — парнишка лет пятнадцати; он удивлённо покосился на Руала, взял из его рук уздечку и повёл коня вглубь двора, где темнели многочисленные пристройки. Хозяйство, по-видимому, было внушительных размеров и процветало. Хозяин ещё раз оглядел Руала, хмыкнул каким-то своим мыслям и велел веснушчатому: — Отведи… Скажи, пусть его накормят, ладно уж… — И добавил другим тоном: — Про жеребца ни слова, шкуру спущу… Парень вздрогнул, а хозяин добавил, как ни в чём не бывало: — Да приглядывай за этим, как бы ни стянул чего… — Я не вор, — сказал Ильмарранен. Хозяин снова хмыкнул: — Ладно, иди… И Руал пошёл через широкий двор, следуя за неприветливым щуплым парнем, который мрачно что-то бормотал и натягивал на голову свою рогожку. Наконец добравшись до места, Руалов провожатый потянул тяжёлую дверь, из-за которой выбился клуб пара, и недовольно показал на неё Ильмарранену. Руал шагнул чрез порог — и очутился в сладостном царстве жилья, сухом и теплом. В печке бушевал огонь, рядом возилась немолодая уже, но крепкая и опрятная толстуха. Она обернулась на скрип двери, подбоченилась и вопросительно глянула на веснушчатого. Тот буркнул: — Прибился вот на ночь… Хозяин велел накормить… — Отчего ж не накормить, — приветливо отозвалась толстуха, — только ноги пусть оботрёт, а то извозился по уши, — и она указала Руалу на скамейку у стены. Молодой работник вышел, по-прежнему сердито бормоча. Руал вытер ноги о тряпку у входа, прошёл через кухню и сел, где было указано. Колени его едва сгибались, спину невыносимо ломило, желудок мучили голодные судороги — а он был счастлив. Счастлив, что можно сидеть, привалившись к тёплой бревенчатой стене, не шевелиться и просто смотреть на огонь. |