Онлайн книга «Так любят люди»
У меня в жизни было пять лет абсолютного счастья. У меня получалось все. Бизнес я сумел поставить на ноги, и он работает теперь практически сам по себе. Я точно знаю: если жизнь за что и может полюбить меня — только за любовь. Если у меня получается полюбить женщину, у жизни получается полюбить меня. И по-другому это не работает никогда. А Юлька… Она очень редко ездила на такси. Даже когда это можно было делать, не раздумывая. Она говорила, что в метро любит смотреть на людей и читать. Как она умудрялась одновременно читать и смотреть на людей, я не знаю. Но как-то умудрялась. А тут поехала. Было очень поздно. Она возвращалась от мамы, и я сам настоял, чтобы она взяла машину… Светлана, 47 лет, доктор филологических наук: — Ужасно неудобно про это рассказывать, тем более практически чужому человеку. Но раз уж пришла… У меня есть муж. Серебряная свадьба будет… Должна быть через два года. Дочери двадцать лет. Сыну двенадцать. У нас хорошая семья, правда. Нам с мужем интересно всегда. Он — военный. Но вы не подумайте: он военный ученый. Столько лет прожили, а я так и не знаю, чем он занимается. С одной стороны, тайна. С другой — он пытался мне что-то рассказывать, но я не могу понять своим филологическим умом. Он очень умный. У него на все — собственный взгляд. Мы с ним все можем обсуждать. Он очень много читает художественной литературы и мемуаров. Представляете, благодаря ему я даже открыла для себя некоторых авторов. А я читать очень люблю. Конечно, профессия обязывает. Отвлеклась. Извините. И в интимной сфере у нас все хорошо, извините. В это, наверное, трудно поверить, но — так. Я всегда знаю, что желанна. И он мой желанный, конечно. Совсем не похожа на ученую женщину-сухаря. Красивая. Модная. Ощущение такое, что боится выдать собственное счастье: как будто гасит взгляд. — И тут я… Это… Влюбилась, в общем. Даже не знаю, как все это произошло. Он младше меня на два года. Леонид. Он к нам на кафедру пришел из другого вуза. Невероятно умный! Говорит так… Я многих слышала… Я к Лихачеву в свое время на лекции ездила, Панченко слышала. Но чтобы так говорил человек! Я своему мужу за двадцать три года ни разу не изменила. Поверьте мне. Даже мыслей таких не было. Зачем? Когда так все хорошо. А тут… Я даже не понимаю, как все произошло. Наваждение какое-то… Облаком накрыло и понесло… И принесло… Мы с самого начала с Леонидом начали общаться так, словно сто лет знакомы. Это ведь признак любви, так мне кажется. У него жена погибла два года назад… Он мне показался таким неприкаянным… Я когда к нему домой первый раз попала, сразу убираться начала. Дура, да? Вы не подумайте: у нас не сразу интимное началось. Мы ходили, разговаривали много… Я уже даже к нему домой приходила, обед готовила. Целовались только. А потом я сама… Он же знает, что я замужем. Он не мог. Я понимаю. И сама поэтому, не сдержалась. И вот теперь не понимаю, что делать. Я не могу обманывать мужа, мне противно самой. Я столько за свою жизнь прочитала книг про измены… В каждой второй книге про любовь кто-нибудь кому-нибудь изменяет. Что в нашей классике, что в зарубежной. Но я даже не подозревала, что это так противно… Уйти от мужа? Я не представляю себе жизни без него. И потом, если дочери я еще смогу что-то объяснить, то сыну — нет. И тогда я останусь без сына. Бросить Леонида я не могу. Не могу и все, понимаете? Как в тумане живу… Когда вижу его… Мы еще работаем вместе, видимся каждый день… Тяжело. И прекрасно. Иногда ощущаю себя героиней какого-то романа: тяжело и прекрасно. Глупо как-то… Не знаю, что делать. — Когда не знаете, что делать, то и не надо ничего делать. Делать надо то, что хочется… А если ничего не хочется, тогда ничего и не надо… — А как же мне жить? Так, что ли, и жить? — Когда захотите жить по-другому, тогда и заживете. А пока — так. — Тяжело так, понимаете? Очень тяжело… — Понимаю… Но не знаю, как можно иначе… …Светлана появилась через полгода: у нее возникли проблемы в отношениях с сыном. — А как с Леонидом у вас? — Это была ошибка. Он оказался… Короче, не тем, кем казался. Бывает. Мы не будем про это говорить, хорошо? Я пришла поговорить про сына… Она была явно недовольна моим вопросом. * * * Юлька попала в аварию: разбилась очень сильно. Она то теряла сознание, то приходила в себя. Но она дозвонилась мне. Я умудрился ночью — ночью! — устроить ее в хорошую больницу. Доктор сказал, что прогнозы самые печальные и что вообще непонятно, выживет она или нет. Потом сказали, что выживет, но не будет ходить. Потом сказали, что будет ходить на костылях. Юлька лежала в каких-то распорках и казалась распятой. Из-под белого гипса и белых простыней глядели ее огромные черные глаза. В глазах застыл страх. Я всегда думал, что это такая дурацкая банальная метафора: как это страх может застыть? Он же не желе… Оказалось, может. Застывший взгляд, полный ужаса. И — ничего другого в этих глазах. Когда ей стало лучше, в глазах застыл вопрос. И так бывает, оказывается. Вопрос был такой: «А ты меня не бросишь?» К ней страшно было притронуться. Я целовал ее прямо в этот, застывший в глазах, вопрос. Я не врал. Я знал, что теперь мы всегда будем вместе. Я не отходил от ее кровати целыми днями — и когда врачи говорили: «Идите домой», и когда сестры гнали, и когда так хотелось спать, что я уже плохо понимал, где сон, а где реальность. Мне казалось, что с этим миром она теперь связана через меня и чем дальше я отойду от нее, тем слабее будут ниточки, связывающие ее с жизнью. И поэтому я должен быть рядом. Я уже был взрослый человек, я уже много чего перевидал, в концов концов, у меня уже дочь росла, но впервые в жизни я понял, что любовь — это испытание. Испытание, которое мне очень нравится. Когда я расставался с другими, самым обидным было то, что я в них много чего вкладывал. Не денег, а души, эмоций, времени наконец. И это все пропадало. Обидно… А потом возникала новая, и надо было вкладывать сначала. И оно опять пропадало. Какое-то бесконечное вкладывание в пустоту… Никогда и ни в кого я не вкладывал столько, сколько в Юлю. Иногда мне казалось, что я ее просто создаю, делаю ее. И я был абсолютно, двухсотпроцентно уверен, что это не напрасно, потому что мы — навсегда. Юлька говорила, что она — моя рука. Но теперь мы просто — одно. Единое такое существо. |