Онлайн книга «Дикая энергия. Лана»
Я сверяюсь с бумажкой. Фосфоресцирующие чернила светятся уже не так ярко, как тогда, в магазине рыб, когда парень с птичьими глазами написал мне этот адрес и пароль в обмен на кучу денег. К утру чернила совсем выдохнутся, и улик не останется. Дома вокруг все выше. Это квартал небоскребов, почти необитаемый, угрюмый квартал. Маячат в тумане огромные каменные колонны — это башни. Слева — Сломанная Башня, бывший небоскреб, он переломился, как щепка, на уровне двадцатого этажа. Мне тогда было лет пять. Рикша крутит педали все медленнее. Оглядывается по сторонам. Наконец решительно тормозит: — Приехали! Я расплачиваюсь и выбираюсь из коляски. Помогаю выйти Еве. Мы на маленькой площади, справа и слева — темные башни, в центре — постамент от какого-то древнего памятника. Памятник давно снесли, остались только каменные ноги в каменных ботинках со шнуровкой. Рикша уезжает. Теперь мы совсем одни в этом странном месте. — Я посижу? — спрашивает Ева. — Нет. Собрались идти — так идем. — Я разглядываю бумажку. Мне впервые приходит в голову: а если парень в магазине с рыбами обманул меня? Решил посмеяться? Если мы не найдем тут никаких дилеров, а найдем… ну мало ли что можно найти ночью в квартале небоскребов?! — Нам туда, — говорю твердо, чтобы Ева и на секунду не усомнилась в моей уверенности. Веду ее — теперь она идет почти сама — через площадь, к башне. Заворачиваем за угол. Я замедляю шаг. Похоже, это то самое место — магазин… Бывший магазин. Витрина заколочена. Поперек двери — наискосок наклейка; подойдя поближе, ухитряюсь прочитать: извините, мы не работаем. И кодовый замок. Совсем новый. Очень сложный, навороченный. А сверху — для виду — закрашен серой краской. Маскируется под старую рухлядь. И тут — в первый раз — мне становится страшно. Потому что парень с птичьими глазами не врал, оказывается. И если я сейчас прикоснусь к этому замку — я буду вовлечена в действие, которое называется незаконной сделкой с энергией. Страшнее в нашем городе преступления нет. С человеком, которого на этом поймают, энергетической полиции можно делать все, что угодно: бить, издеваться, убивать… Хотя он и так умрет. Лишение пакета на неделю — и привет. Ева тяжело дышит у меня над ухом. Она тоже боится. — Может, уйдем? — спрашивает еле слышно. — Как-нибудь… дотяну… Я задерживаю дыхание — и набираю на двери код. Длинный. Восьмизначный. Длинную минуту ничего не происходит. Потом над нами загорается фонарь. И горит секунд тридцать. Мы стоим, никуда не уходим. Фонарь гаснет. Проходит еще одна минута, и дверь, лязгнув, отъезжает в сторону. — Ваша бабушка больна, — говорю быстро. — Просила передать ей пирожок и горшочек масла. — Входи, Красная Шапочка, — отвечает невидимый в темноте мужчина. В комнате совсем нет ламп. Только зеркальная банка со светлячками. Меня это нервирует: мы не видим лица того, кто нас впустил. А на нем ночные очки: он нас отлично видит. Ева нащупывает в темноте стул и садится. Минуты три все молчим: мы с Евой пялимся в темноту, мужчина нас разглядывает. Я держу себя в руках — делаю вид, будто мне все равно. Наконец он решает, что мы те, за кого себя выдаем. — Сколько? — спрашивает без предисловий. — Сто энерго, — говорю я быстро. — Хотя бы восемьдесят. Одним пакетом. Прямо сейчас. — Тысяча монет. Наличными. У меня перехватывает дух: не хватает денег. У нас с собой на двоих восемьсот восемьдесят две, и ни копейкой больше. А на счету — ноли и у меня, и у Евы. Ева стонет сквозь зубы. Я наступаю ей на ногу. — Семьсот, — говорю спокойно. Он молчит. Летают и возятся светлячки в банке. Шуршат. Жуткий звук. — Девочки, вы понимаете, куда пришли? Или вы платите и заправляетесь, или вы отсюда не выходите. Такое правило. Ева тяжело дышит. Я сильнее наваливаюсь ногой на ее ступню. Ей, наверное, больно, но мне сейчас надо, чтобы она молчала! — Если мы не вернемся к утру, — говорю как могу равнодушно, — ваша бабушка очень опечалится. И пришлет дровосеков. — Дурочка. К утру здесь ничего не будет. Даже ваших трупов. — Семьсот пятьдесят. — А ты дикая, — говорит он с удивлением. — Девятьсот пятьдесят. И больше никаких уступок. Деньги с собой? — Восемьсот, — мне все труднее сдерживать дрожь. — Девятьсот. — Восемьсот восемьдесят две. — Я не выдерживаю и закрываю глаза. И целую минуту слушаю шуршание светлячков в банке. — По рукам, — говорит он наконец. — Просто из уважения к твоей настырности, детка. Он идет к банке со светлячками. Открывает крышку, запускает внутрь руку, зачерпывает пригоршней (фу!). Выбрасывает в форточку. Снова закрывает банку, ставит на прежнее место. Светлячки пытаются взлететь и бьются о стеклянные стенки. — Сколько вас тут ходит, — бормочет мужчина. — О запасках не думают, живут одним днем… И мрут. Ты, — неожиданно поворачивается ко мне, — ты сколько протянула бы без дозаправки? — Не знаю… — Судорожно шарю по карманам, собирая деньги. Одной сотни не хватает. Могла я, расплачиваясь с рикшей, вместо десятки отдать сотню?! — И я не знаю, — говорит он со странным выражением. — Ну, долго мне ждать? Давай деньги! Я протягиваю ему все, что у меня есть. Он пересчитывает за одну секунду — в полной темноте. В очках. — Детка, ты ошиблась, — говорит очень ласково. — Здесь семьсот восемьдесят две. Я в десятый раз ощупываю карманы. Боковые, нагрудные, внутренние… В глубине комнаты открывается еще одна дверь. Входят, кажется, трое — они огромные, пахнут кожей и потом, звенят металлом, сопят. Выпуклые линзы их очков отражают банку со светлячками. — Ты что, в игрушки решила играть? — Дилер почти шипит. И в тот момент, когда он делает шаг ко мне, мои пальцы нащупывают — в глубине кармана брюк — туго свернутую купюру. Дилер успокаивается. Снова пересчитывает деньги. Кивает громилам в темноте: — Полный бак. Одним пакетом. Вот этой, хилой… А за этой дикой смотрите в оба глаза! В темноте поблескивают зубы. Дилер ухмыляется. — Идите за ними, девочки. Они вас не обидят. Один идет впереди. Двое — по бокам. Как будто конвоируют. Ева цепляется за мое плечо. Мы выходим на задний двор, заваленный хламом и рухлядью. Я поднимаю голову и вижу, что небо понемногу светлеет. Передний уходит, велев нам оставаться на месте. Мне на плечо опускается тяжелая горячая лапа. |