Онлайн книга «Скрут»
Сначала была мягкая темнота; потом она ощутила, как падает вдоль тела бархатная юбка. Потом она вынырнула, посмотрела вниз и увидела себя — незнакомую, в потрясающих переливах ткани; обернулась к Аальмару: — Застегни… Ой, застегни скорее… Не говоря ни слова, он осторожно принялся застегивать крючок за крючком, а девочка испуганно прислушивалась к своим чувствам: не жмет ли? Не свободно ли?! Платье сидело, как влитое. Она подошла к зеркалу; перед ней стояла юная принцесса в дивном наряде, но почему-то растрепанная, как веник. Она счастливо засмеялась — и поймала отразившийся в зеркале взгляд Большой Фа. Смех застрял у нее в горле. Старуха смотрела с явным, холодным, презрительным осуждением. Девочка обернулась; Аальмар улыбался, но ей показалась, что его улыбка слегка натянута. Слегка неестественна; радость от подарка стала вдруг меркнуть, таять, уходить. Она что-то не так сделала? Что именно? Почему?.. — Тебе нравится? — спросил Аальмар. Ей показалось, что он огорчен. Или удивлен, но тщательно скрывает это чувство… — Очень, — сказала она шепотом, но от радости не осталось и следа. Что она все-таки сделала?! — Причешись и выйди, — попросил Аальмар. — Я хочу, чтобы все… Он говорил, а она видела только, как шевелятся его губы. Аальмар вышел; дождавшись, пока дверь за ним закроется, старуха презрительно скривила губы: — В твоем возрасте пора иметь хоть чуточку стыдливости… Заголяться в присутствии жениха — видано ли? Девочка смотрела на нее растерянными, полными слез глазами. Она могла бы напомнить, как Аальмар ухаживал за ней во время болезни — обтирал, мыл, переодевал… Тогда ей и в голову не приходило стыдиться Аальмара… В чем она провинилась теперь? Или виной ее новое, изменившееся тело?.. — Аальмар решит, что я воспитала тебя бесстыдницей, — горько призналась старуха. — А зачем ему бесстыжая жена?.. Слово «бесстыжая» стало тем пределом, за которым удерживать слезы бесполезно. Рыдания скрутили ее, как хозяйки скручивают белье. Ничего не видя перед собой и желая лишь немедленно умереть, она забилась в угол, подметая пыль полами своего чудесного платья; захлебываясь слезами, услыхала, как отворяется дверь, как негромко беседуют голоса, как Аальмар говорит непривычно раздраженно: — Она ребенок! Только ребенок, не требуй от нее лишнего и не выдумывай глупостей!.. Потом его руки ухватили ее под мышки и вытащили из угла: — Считаем до десяти. Кто быстрее: раз, два, три… Она всхлипнула. Большая Фа права — она не ребенок больше, и эти фокусы на нее уже не действуют… Она подняла на него несчастные, виноватые глаза. Он подмигнул и притянул ее к себе — так крепко, что она смогла сличить ускоренный ритм своего сердца с его ровным, спокойным пульсом. — Я все понимаю, — сказал он шепотом. — Все. И не пытайся уверить меня, что я чего-то о тебе не знаю… Все пройдет. Все будет хорошо. Ты такая красавица в этом своем платье… Не стоит из-за глупости плакать. Она кивнула, закусив губу. И решила все всегда делать так, как хочется ему. Даже если ради этого придется прислушиваться к советам Большой Фа. * * * Вот уже несколько дней Игар существовал в плотном коконе лжи. Никогда раньше ему не приходилось лгать так долго и складно; самым нехорошим было то, что женщина, кажется, тоже врала. В Устье они наняли телегу; Тиар ворчала что-то о лишних тратах, но Игар спешил. К тому же, наследнице значительного состояния не пристало заботиться о таких мелочах. Поначалу самым сложным для Игара оказалось хранить в памяти множество выдуманных сведений. Он описал размеры наследства как вполне приличные, но не слишком впечатляющие — для пущей убедительности. Тиар поверила и спросила, кто, по завещанию, блюдет волю покойника-мужа; Игар не стал называть имен, ограничившись туманным рассказом о старичке-душеприказчике. Тиар поинтересовалась, какой дорогой они поедут; Игар объяснил, что наследство ждет ее не в родном селении и не в мужнином, а в совсем другом, не очень отдаленном месте, именуемом Подбрюшье… Местечко Подбрюшье, платящее подать Илазиной матушке, находилось ближе всего к месту, где на дне оврага ожидал его спутницу скрут. Игар предполагал, что до Подбрюшья они доберутся просто, а там уж придется, сцепив зубы, засовывать наследницу в мешок… Незнакомое название удивило женщину, однако не слишком. Возможно, она поверила в историю, согласно которой муж ее незадолго до смерти купил в Подбрюшье дом; Игару показалось, что она даже обрадовалась. Когда он ненароком поинтересовался, не хочет ли она прежде заехать к родичам, Тиар кисло скривила губы: — Они мне… ну что они мне… сам подумай?! Возможно, подумал Игар, вспоминая хмурого главу семейства в редкой бороденке. Возможно, ты и права… На прямые вопросы она не отвечала. Загадочно улыбалась, щуря глаза — так, будто бы все, интересующее Игара, разумелось само собой; так улыбалась она, когда он расспрашивал о ее детстве, проведенном в Холмищах (такого названия Тиар не произнесла ни разу, Игар тоже держал язык за зубами, надеясь, что со временем она проговорится). Он расспрашивал ее о муже — она улыбалась, но как-то натянуто, мрачно; вероятно, именно с мужем была связана история ее предательства. Намеками он пытался вытянуть из нее историю о битве, благодаря которой родное селение Тиар получило второе название — Кровищи. Она молчала; временами Игар ловил на себе ее настороженный, изучающий взгляд. — Сестру-то давно не видела? — спросил он как-то мельком. — Года два? Она нерешительно пожала плечами: — Да нет… Вроде больше… А что?.. Отчего ему все-таки кажется, что она врет, недоговаривает? Может быть потому, что сам он все время врет и чувствует гору лжи, навалившуюся на плечи?.. Возница лениво погонял крепкую ухоженную лошадку; Игар сидел, отвернувшись, глядя в небо, и среди полуденной синевы ему мерещилась звезда Хота, нависшая над горизонтом. — Скот в этом Подбрюшье очень дорогой? Он вздрогнул и обернулся к спутнице. Ее темные волосы отливали медью на солнце; в ее глазах он с начала путешествия искал зеленоватый оттенок — в какой-то момент она даже приняла его интерес за ухаживания и досадливо махнула рукой: отстань, мол… Отправляясь в путешествие, он боялся, что в узкой телеге ему не будет спасения от бесстыжей публичной девки — слишком свеж был в памяти тот момент позора, когда, глядя на ее обнаженное тело, он испытал похоть. Тиар же вела себя скорее как домохозяйка, пустившаяся в странствия; она тщательно выбирала трактир, заказывала обед и ужин, торговалась с лоточниками, перебирала пожитки в объемистой корзине — и ни разу не взглянула с интересом ни на одного мужчину. Ни разу не коснулась Игара, сидящего с ней бок о бок; скот ее, оказывается, интересует. Скот в Подбрюшье… |