Онлайн книга «Скрут»
— Пить… — тихонько прохрипела Илаза, и Игар не узнал ее голоса. Неужели и она вот так же не чувствует тела и пытается облизнуть губы липким, в тягучей слюне языком?! От раскаяния он снова едва не заплакал. Клялся, что отведет все беды — какова же цена его клятвам?! Обещал быть ей опорой и защитой и обманул на другой же день после свадьбы, не уберег, обрек на мучительную смерть, потому что… Он рванулся сильнее, и слепни, удивленные, отлетели чуть дальше, чем обычно. Сколько еще ждать?! Паук ли, смерть ли от жажды… Уж неизвестно, что хуже… — Илаза, — сказал он, но не услышал своего голоса. Попытался прочистить горло; сглотнул слюну, которой уже не было. — Илаза… Давай играть, будто мы на свадьбе. Будто столы накрыты… Ты кого пригласила? Некоторое время было тихо, только ветер сухо шелестел листвой. — А… зачем? — спросила Илаза глухо. Солнце низко, подумал Игар. Скоро и вовсе… — Илаза! Не молчи. Скажи что-нибудь. Не то вздох, не то стон. — Илаза… А почему… У княгини такая… такая вмятина на спине, будто ложбина? Как от веревки? — Дурак. — Нет, ты скажи! — Она не носит корсетов. Игар закрыл глаза. Сто раз повторил про себя «корсет, корсет, корсет»… Слово потеряло смысл. Просто череда звуков. — Ну и что? — Она носит… Другое белье. — Ну и… Илаза всхлипнула: — Пить. Я хочу пить. — Не плачь, — сказал Игар беспомощно. И снова тишина. В прорехах между ветвями висело одинокое облако такое же белое и рыхлое, как вчера. Один бок его показался Игару чуть золотистым. Чуть-чуть. Вечер наползает из оврага… Он всего лишь на секунду закрыл глаза — и увидел теленка со свежим тавром на боку, красным тавром, болезненной раной; в следующую секунду небо в переплете ветвей оказалось уже не синим, а фиолетовым, а листья на ветках сделались черными. Место облака заняла тусклая, едва народившаяся звезда. Он испугался, в мгновение ока вспомнив все, заново ощутив и сухой воспаленный рот, и мертвое затекшее тело, и страх за Илазу. Святая Птица не спустится с неба, не придет на помощь, как приходила к давним и праведным предкам; он, Игар, отступник, потому что, вверяясь Алтарю, снял храмовый знак; он же болтун и предатель, потому что втянул Илазу в… Паутина чуть дрогнула. Не так дрогнула, как обычно, когда пыталась пошевелиться Илаза. Паутина дрогнула иначе, по-новому, и от этого движения Игарово сердце подпрыгнуло к самому горлу. — Илаза… Ила… Он услышал ее вздох, похожий на всхлип. — Илаза… Я… спал? — Тише. Пожалуйста, молчи. — Мне показалось, что… — Молчи! — простонала Илаза. — Ты… чувствуешь… Паутина дрогнула снова — теперь вполне ощутимо; Игар еле сдержал крик. — Он здесь, — почти спокойно сказала Илаза. — Давно здесь. Он ждет. Днем Игару казалось, что силы его иссякли раз и навсегда — однако новое сотрясение паутины превратило его в комок из нервов и мышц. — Эй, ты! — выкрикнул он, выгибаясь дугой. — Эй… Ты… кто здесь, а?! — Пре… крати, — голос Илазы наконец-то перестал ей повиноваться. — Игар… Я боюсь… Я не… хочу… Я не хочу, не надо, нет!! В этот момент Игар согласился бы умереть дважды. Не важно, каким способом — лишь бы оставили в покое Илазу. — Оставь ее в покое! — закричал он, из всех сил пытаясь высвободить затекшие руки. — Тварь! Это смешно, подумал он в следующую секунду. Все равно что уговаривать голодного волка… Ах, как кричал тот бедный волк… Как кричал… Теперь паутина мерно, через определенные промежутки времени, вздрагивала — и вздрагивала все сильнее. Игар до отказа вывернул шею, пытаясь увидеть Илазу — вместо Илазы по краю его зрения проскользнула темная, не имеющая формы тень. Показалось?! Он вглядывался в темную путаницу ветвей, пока не заслезились глаза. Показалось? Страх? Что это было? Паутина качнулась. Хрипло вскрикнула Илаза; Игар забился, как настоящая муха, так что жгуты из паутинок врезались ему в кожу: — Илаза! Не давайся! Говори со мной! Я умру за тебя! Говори! Пусть меня жрет, я люблю тебя, больше жизни люблю! Не давайся! Стон. Он закричал, как кричал прошлой ночью волк. Сорванного голоса хватило ненадолго; извиваясь, до крови прокусывая запекшиеся губы, он хрипел, захлебывался ее именем, и перед глазами его метались в темноте огненные искорки — как тогда, на соломенной подстилке, когда Отец-Разбиватель впервые поставил его на голову… Все зря… Ила-аза… — Тихо. Все. Хватит. Теперь успокойся и помолчи. Он бредит. Это не голос Отца-Разбивателя — тот говорил тонко, с металлическим звоном, и сильно картавил… Это другой голос. Мягкий и вкрадчивый, как у… — Илаза, — прохрипел Игар в последний раз и затих. Паутина колыхнулась; к Игару приблизились сзади. Он кожей почувствовал присутствие за своей спиной — и разинул рот, но крика не получилось. — Тихо. Теперь тихо. Не дергайся. Все-таки бред. Не сам же он с собой говорит… Это не может быть голос Святой Птицы… Она спросит у Игара после смерти: почему снял храмовый знак?! Рубаха на его спине треснула, вечерний ветер лизнул обнаженную кожу. — Не надо… — пискнул он едва слышно. — Не напрягайся. Расслабь мышцы. Не бойся, расслабь. Бред. — Не на… Под лопатку ему вонзилось жало — во всяком случае, он решил что это жало, дернулся и замер в ожидании смерти. Смерти не наступило. По телу разливалась теплая, расслабляющая волна. — Спокойно. Рывок. Половина нитей, стягивающих Игара, с отвратительным треском разошлась; он не испытал облегчения. Ноги болтались, как чулки с песком. Потом небо с разгорающимися звездами повернулось и легло на бок. Игар схватил воздух ртом; перед его глазами оказалась твердая земля вернее, наклонная стенка оврага, укрытая шубой из прошлогодних листьев, пахнущая травой и влагой. — Попробуй встать, — сказали у него над головой. Он послушно попытался сесть, поднял правую руку, удивленно посмотрел на безжизненные белые пальцы, все в отвратительных клочьях паутины — и, будто ошпаренный, подскочил и завертел головой в поисках Илазы. Ее светлое платье выделялось среди ветвей. Лица Игар не видел лишь слышал сбивчивое, натужное дыхание. Он с трудом проглотил тягучую слюну: |