Онлайн книга «Армагед-дом»
– Может быть, не первый, – сказала Лидка неожиданно для себя. – Но уж последний – это точно. Для всех. И замолчала, глядя в пол. Рысюк выиграл олимпиаду по истории и получил право без экзаменов поступить в университет. Лидка получила двойку по контрольной и двойку в четверти. Впервые в жизни. Она напрасно думала, что ее это не заденет. Одно дело – быть плохой в полутемной прокуренной комнате, в компании таких же плохишей. Другое дело – получать свою тетрадку последней из класса, идти к учительскому столу под многими недоуменными взглядами. Встречаться взглядом с Михаилом Феоктистовичем. Сухо и коротко, как приговор: «Сотова – два»… Она ждала, что Рысюк сострит. Или хотя бы сварливо спросит: «Сдурела?» Рысюк ничего не сказал, даже смотреть не стал на соседку по парте. Как будто новоявленная двоечница не была ему ни капельки интересна. Тупо глядя в окно на стадион, где средняя группа наматывала круги на лыжах, Лидка припомнила, как Рысюк называет учеников двести пятой. «Простейшие» – вот так он их определяет. И нынешнее молчание его не случайно, более того, со ступеньки равных Лидка скатилась для него на ступеньку «простейших», а значит, прежней сварливой дружбы больше не будет. Она обозлилась. Намеренно, хоть и притворяясь неуклюжей, сбросила на пол Рысюковскую книжку. Грохот вышел, как будто упало жестяное корыто. Весь класс посмотрел на первую парту; Рысюк наклонился и подобрал учебник вместе с рассыпавшимися по полу закладками. На Лидку он так и не посмотрел. В проклинаемой двести пятой никто не стал бы судить о человеке по его оценкам. Лидка прикусила губу. Все равно. Сегодня девятое декабря, среда… Осталось ровно полгода. Перед входом на станцию скоростного трамвая ей сунули в руки листовку. Сперва она решила, что это обыкновенная рекламка или там обещание «выгодной работы», но, механически развернув, споткнулась. Мужчину на фотографии она узнала сразу, хоть листовка была черно-белая и желтизну лица не передавала. И все-таки это был он, тем более что по верхнему краю бумажки шла строгая черная надпись «За чистоту души», а в правом нижнем углу имелась эмблема – стилизованное изображение человека в огне. «Так будет со всеми…» – Девочка, что с тобой? – Ничего… Она выбралась из толпы. Привалилась к мозаичной стене: дрожали колени. Ничего. Она знает, это хорошо, что она знает дату заранее. Всегда можно успеть наглотаться снотворного… Чтобы не плясать факелом, как тот сумасшедший… Или он не сумасшедший, а наоборот, герой, подвижник?! Сегодня двадцать первое декабря, понедельник… Осталось… Сколько же осталось? Она присела на узкую скамеечку – идущие мимо люди удивленно на нее косились – и вытащила из сумки дневник. Каждый день помечен был числом в кружочке. Так, двадцать первое… Осталось сто семьдесят два дня. – Ты не выполняешь задания, потому что не записываешь их? Химичка оторвала взгляд от распятого на учительском столе Лидкиного дневника. – Домашние задания не обязательны для тебя, а, Сотова? Лидка моргнула. Химичка взяла со стола кроваво-красную авторучку и снова нависла над Лидкиным дневником, на этот раз со вполне определенной целью; еще два месяца назад Лидка покрылась бы потом при виде такого зрелища. Теперь записи в дневнике мало тревожили ее. – Это что еще? – удивленно спросила химичка, на секунду задержав карающее перо. Сегодняшнему вторнику соответствовала цифра «сто семьдесят один». Завтрашней среде – «сто семьдесят». Послезавтрашнему четвергу соответственно «сто шестьдесят девять»… – Ты считаешь дни до экзамена? – спросила химичка, сама, вероятно, понимая всю глупость такого предположения. Лидка молчала. – Я знаю такую компанию, – сказала Светка. – Такой частный дом в пригороде. Они там собираются. Я знаю одного пацана оттуда, так он говорит, что вместе им не страшно. Что конец света все равно будет последний и один для всех. Он свой мотоцикл уже продал… На хрена мне, говорит, теперь мотоцикл… Светка пододвинулась поближе, глуша Лидку устоявшимся запахом сигарет. – А восьмого июня, накануне то есть, у них вроде как «выпускной вечер». Они сами это так называют… Соберутся, погуляют, словят последний кайф и тихонечко уснут. Все. Лидка молчала. Сплетала и расплетала пальцы. – Я пойду к ним, – сказала Светка после паузы. – Погляжу, так ли у них классно, как тот пацан говорит. Пойдешь со мной? – Когда? – спросила Лидка едва слышно. Светка задумалась. – Ну… Я завтра линяю с последних двух уроков… или вообще в школу не пойду. Высплюсь… Часиков в двенадцать, пойдет? Лидка кивнула. …Гардеробщица подозрительно на нее косилась. В последнее время Лидка слишком часто брала свое пальто задолго до конца уроков. Ну и что?! У ворот рядком стояли машины. Бежевые, зеленые и бледно-желтые, они походили на восковые яблоки в снегу. Только одна из них, черная, выделялась и была похожа на изготовившуюся к прыжку пантеру. Мотор у пантеры работал – вилось на морозе облачко выхлопа. Лидка замедлила шаги. Потом остановилась вовсе. Наверное, она с самого начала знала, что никуда со Светкой не пойдет. Светка подождет-подождет, да и отправится в пригород одна, а потом можно будет что-нибудь соврать. Светка, правда, не поверит и справедливо обвинит подружку в трусости, но не все ли равно?… Но если не идти сегодня со Светкой… Значит, вообще некуда идти. Сидеть на лавочке в парке – холодно, а возвращаться в это время домой означает нырять в скандал. Казалось бы, такая мелочь – скандал, а все-таки не хочется… Тоска оказалась такой властной, что Лидка едва не повернула назад. Чтобы покорно отдать пальто гардеробщице и сесть на свою первую парту, на виду у целого класса благополучных, чистеньких, хорошо успевающих ребят. Рядом с Рысюком, который уже почти студент… Который верит, дурачок, что будет студентом! Который пеплом будет, а не студентом, золой будет под развалинами лицея… Или все-таки пойти со Светкой? Она подобрала смерзшийся комок снега. Хорошенько прицелилась и запустила в сидящую на изгороди ворону. Промахнулась. Ворона даже не взлетела, только насмешливо покосилась на Лидку бусинкой-глазом. Разозлившись всерьез, Лидка наклонилась за новым комком. Хорошо бы найти ледышку потяжелее! – Лида! Она выпрямилась с ледышкой в руке. Возле черной машины стоял, сунув руки в карманы длинного пальто, незнакомый мужчина лет сорока. Нет, знакомый. Определенно знакомый, вот только где… |